Частичка тебя. Мое счастье - Джина Шэй

И если так подумать – из всех моих знакомых мужчин только у Димы есть шанс что-то для меня переменить. Потому что он мне знаком. Потому что он вырос и возмужал, и ему есть чем меня удивлять. Потому что моя беременность его не отталкивает.

Я хотела встретиться на нейтральной территории, но Дима буквально настоял, чтобы первое свидание у нас с ним случилось все-таки в клубе.

– Во-первых, я еще не передумал забуриться к вам со своими придурками, – честно предупредил он, – и если ты сможешь провести для меня экскурсию – у нас с тобой и повод для разговора будет. А на нейтральной территории я буду ужасно тупить и пытаться рассказывать тебе про заказ на мобильное банковское приложение. Ты умрешь со скуки.

– Ну, не прибедняйся, – попросила я во время этого разговора, не выдержав такой откровенной брехни, – мне прекрасно известно, что ты даже разговор о футбольных клубах можешь сделать интересным.

– И все-таки, давай я заеду к вам, – Берг все-таки не отступился от этой идеи, – просто я хочу провести с тобой времени побольше. И хочу отвезти тебя домой, если ты позволишь. А если ты будешь добираться до Москвы, потом – до ресторана, где мы пересечемся, наше с тобой свидание сделается ужасно коротким. Да и путь до твоего дома много времени не займет.

– Неразумный ты все-таки мужчина, Берг, – вздохнула я на это, – не понимаешь, что ко мне нужно привыкать в маленьких дозировках. И только привыкнув – переходить на большие.

– Не путай глупость с героической смелостью, Гелька, – этот придурок даже заржать умудрился, – я хочу совершить подвиг. Кто ты такая, чтобы стоять на моем пути?

– Дракон, конечно, – буркнула, закатывая глаза, – на пути у героев всегда стоит дракон. Голодный.

– Намек понял, сегодня накормим до отвала, – усмехнулся Дима по-доброму, – итак, давай забьемся. В семь-пятнадцать, в вашем ресторане. Ты узнаешь меня по галстуку в фиолетовый горошек.

Откладывала телефон в смешанных чувствах. Потому что… Нет, это просто нечестно.

Нечестно я поступаю с ним. Просто использую. А ведь он, в отличие от многих, относится ко мне искренне. И на свидание даже позвал, хотя мог найти более подходящий, более простой вариант.

И по уму мне надо как-то отказаться от этой затеи, научиться справляться самой…

Вот только надо для кого? Для чего? Для себя? Для той почти мертвой сущности, что сидит внутри меня и не может ничего, кроме как отравлять мою жизнь?

И что мне теперь, до конца жизни ни с одним мужчиной даже просто так не заговаривать? Позволить себе так и жить одним только нереализованным, невостребованным чувством? Ну уж нет.

Такой участи я для себя не хочу.

И все же – нервничаю. Настолько, что уже после обеда работа начинает валиться из рук, чего со мной в принципе никогда не случалось. Как дорабатываю до конца дня и даже предварительно отчитываюсь Артему Валерьевичу об изменении рабочего микроклимата за время моего отсутствия – сама не понимаю.

На всякий случай спрашиваю о помощнице, но Тимирязев разводит руками.

– О помощнице пока сказать нечего. У меня есть пара кандидаток, но не очень удовлетворительные. Будет еще хоть пара – сам тебе их покажу, выберешь. А вот о длине твоей юбки, Снегурочка, мне есть что сказать. Еще короче можешь?

– Мы договаривались вообще-то, – напоминаю устало, – только деловые отношения. Тогда я дорабатываю до декрета и не увольняюсь. Мне уже можно писать заявление?

– Плох тот гусар, что не совершает попыток, – Артем ослепительно улыбается, – но ты ведь не будешь спорить, что у тебя сегодня свидание?

– Не буду, – развожу руками.

– С Ольшанским? – вроде бы ему безразлично, но что-то ревнивое в нотках тона все-таки звучит. Эх, мужики, мужики. Странные вы все-таки люди. Со странной логикой. Вот с чего вообще звучит такой вопрос? С чего тут вообще ревность?

– Нет, не с ним, – отвечаю бесстрастно, – и потом, Николай Андреевич сегодня решал вопросы вне клуба. Мне сказали, что он не должен приехать. А у меня встреча в нашем ресторане.

И зачем я это вообще сказала? Черт его знает. Тимирязеву бы допросы вести – все бы ему выбалтывали.

– Ну, ради красивых ног не грех и приехать, – подмигивает мне Артем, – И даже крюк заложить.

– Сомневаюсь, что Николай Андреевич будет терять на это время, – говорю сухо, остро ощущая внутренний спазм.

Нет, не надо мне расстраиваться из-за этого.

Отсутствие Ольшанского кстати играет мне на руку. Я знаю, что до конца дня он не вернется, я знаю, что не буду сидеть и бояться, что он придет в ресторан и я буду ощущать себя как клятвопреступница.

И пусть ему и в голову не придет меня в этом упрекнуть, смысл в том, что внутренняя я обязательно будет мучиться от чувства вины.

Она и так будет. А если Ника принесет в неурочный час – будет хуже.

– Ну, удачи, – желает Артем на прощанье, – и тебе, и тому отважному полководцу, что отважился штурмовать твои бастионы. Пусть я выбыл из гонки, но ему я желаю победы. Чисто из сочувствия одного спортсмена другому.

Закатываю глаза. Так вот ты какой, мужской шовинизм в действии!

Вопреки Библии разумной девушки, рекомендующей опаздывать на свидания, умудряюсь прийти на пятнадцать минут раньше. Хотя это, наверное, было бы странно, если бы я умудрилась опоздать в ресторан, который расположен в десяти минутах ходьбы от корпуса, в котором я работаю. Это Бергу еще доехать надо.

Зато есть время подкрасить губы и подвести глаза. Даже глянуть на себя в профиль, чтобы убедиться – моя беременность уже очень очевидна.

Бог ты мой.

Какое же это все-таки счастье…

Хлопает входная дверь, и я – намертво застрявшая у зеркала в холле, вздрагиваю, разворачиваюсь в ту сторону. Думаю увидеть Диму – а вижу Ольшанского. Нежданчик!

Черт, а я-то только понадеялась на свое везение!

Куда там. Если бы мне повезло – он бы пролетел мимо меня, не обратив внимания. Он же – останавливается в трех шагах от меня, смотрит и тянет душу.

Надо уйти, наверное. Разве что кивнуть перед этим, типа я его видела, но слишком уж заморачиваться на этот счет не намерена.

– Привет, – пока я определяюсь с маневрами, Ник просто заводит разговор, – отлично выглядишь, Энджи.

– Анжела, – поправляется, когда замечает плотно сжавшиеся мои губы.

– Мне сказали, тебя не будет, – отворачиваюсь к зеркалу, поправляю длинные серьги в ушах, – и рабочий день уже закончился. Что-то случилось?

– Так, привез кое-какие бумаги Тимирязеву, – Ник не двигается с места. Все смотрит и смотрит… Господи, почему так не этично сказать, чтобы он шел уже к лешему и не тянул из меня кровь? – А ты почему еще на работе? Что-то случилось с водителем и ты не смогла уехать?