Экстаз в изумрудах - Рене Бернард

— Вы… такая, как описывал Эш.

— Да? О Боже!

— Вы и вправду мечтаете стать доктором?

Гейл кивнула:

— Сейчас даже еще сильнее, чем когда начинала. Я и не думала, что будет так… трудно. Я полна решимости достичь своей цели. Доктор Уэст — очень хороший учитель.

— Вы любите Роуэна, да?

— Нет! — Но отрицание прозвучало слишком поспешно, и Гейл это знала. — То есть я хочу сказать, что любить его невозможно, я его ассистентка, и только.

— Понятно, значит, это вопрос этики. — Кэролайн приложила руку к глазам. — Как будто сердце слушает, что ему твердят о правилах.

— Роуэн, он… — Гейл сделала глубокий вдох и продолжила шепотом, чтобы никто, кроме пациентки, ее не услышал: — Не знаю, но я почему-то все время жду, что он меня разочарует или обидит, хотя не думаю, что это когда-либо случится. Если бы любовь между нами была возможна, то ее объектом стал бы он.

— Я очень сомневаюсь, что любовь невозможна. Даже мечты о независимости не исключают страсти. — Кэролайн перевела взгляд на мужа, и ее большие карие глаза засияли любовью. — От мечты не отказываешься, но включаешь в нее гораздо большее.

— Вы такая романтичная, миссис Блэкуэлл, — улыбнулась Гейл.

Кэролайн покачала головой.

— Я чрезвычайно практичная и не понимаю, почему муж считает, что мне нужно такое количество шляпок.

Гейл тихо рассмеялась.

— Я еще более практичная и не могу понять, почему все вокруг думают, что мне нужен муж. Со шляпками куда проще и забот меньше.

— А вы не романтичная, мисс Реншоу.

— И никогда не буду! И замуж никогда не выйду.

Гейл украдкой взглянула на Роуэна. Он сидел за письменным столом Кэролайн, упираясь коленками в столешницу, и имел вид человека, испытывающего неудобство. Он работал, подпирая рукой щеку. Волосы его были взъерошены. Заметив, что на манжете темного докторского сюртука отсутствует пуговица, Гейл расстроилась. Ей всегда казалось, что миссис Эванс и другие заботились о Роуэне. Вероятно, так оно и было. Но он заслуживал гораздо большего.

Она невольно представила, как это было бы славно — на правах жены заботиться о его сюртуках и пуговицах. Жена могла бы убрать с его глаз волосы, могла бы лечить его головные боли и снимать дневные заботы. И не чувствовать себя виноватой от желания быть обычной, делая обычные вещи.

В разговоре с Кэролайн она была искренней, хотя не в такой степени, как могла бы. Испытывая муки любви, Гейл старалась не потерять себя окончательно. Потому что в один прекрасный день ее обучение закончится и настанет время выбора. Роуэну придется ее отпустить.

Он уже пытался сделать ей предложение, но она его остановила. Даже тогда, когда, разгоряченная страстью, она еще чувствовала в коленях дрожь, ее страшили компромиссы, которые придут с супружеством, и потеря свободы.

«Что, если мне не хватит сил продолжать? Что, если он меня не отпустит?»

Гейл опустила взгляд на свои ладони, лежащие поверх бледных пальцев Кэролайн. Она уже знала ответ.

«Если сохраню свои чувства при себе, у него не будет выбора. Он ни за что не должен узнать, что я люблю его».

«Любить его невозможно, я его ассистентка…»

Делая вид, что поглощен чтением учебника, Роуэн позволил словам проникнуть в его сознание. Затем последовало худшее из всего разговора: «Я никогда не выйду замуж».

«Я идиот. Эта женщина разожгла во мне пожар. И все закончится одиночеством».

В понедельник рано утром Роуэн объявил, что может спокойно уехать. Миссис Кларк запасла столько свежего молока, что хватило бы не только ее хозяйке, но и на целый сиротский приют. Годвин делал все, что было в его силах, чтобы выразить доктору и его помощнице свою благодарность за помощь, равно как и все остальные слуги Эша старались их ублажить, чем только можно было. Эш, как и Роуэн, обращался со своей прислугой как с родными, и они не скрывали своей любви к молодой миссис Блэкуэлл.

Застегнув пальто, Гейл ждала, когда мужчины закончат разговор. Стоя на лестнице, они переговаривались о чем-то своем, вне пределов ее слышимости. Невозможно было не заметить, какие они непохожие. Эш, лощеный и властный, напоминал золотого льва. Но Гейл смотрела только на Роуэна. В нем присутствовала какая-то простота и в то же время царственность. Он был элегантный, но не стремился выделиться. Особенно ей нравилась его способность сохранять тихое спокойствие, когда другие говорили.

Его естественная привлекательность притягивала женские взгляды; каштановые волосы были сзади несколько длиннее, чем диктовала мода, придавая облику некоторую неукротимость, отчего сердце Гейл билось еще сильнее. Несмотря на занятия интеллектуальным трудом, он имел выправку воина. Даже в состоянии усталости в его движениях чувствовалась скрытая энергия, как будто он был готов в любой момент вскочить с места и ринуться на помощь.

Наконец Роуэн со шляпой в руке спустился вниз. Тео уже ждал их. Молча бросив в карету свой медицинский саквояж, Роуэн помог Гейл взобраться внутрь и, расположившись рядом на сиденье, издал прерывистый вздох.

— Что за ночь! — Стараясь не касаться ее юбок, он вытянул вперед свои длинные жилистые ноги. — Я как будто постарел на десять лет. К чертям собачьим! Даже не сомневаюсь.

— Кому понадобилось травить миссис Блэкуэлл? Зачем?

— Их найдут, кто бы они ни были, и заставят за это поплатиться.

«В этой истории он что-то недоговаривает. Происшествие, похоже, не стало сюрпризом ни для него, ни для мистера Блэкуэлла. И при чем здесь воскресенье? Они знали об опасности. Роуэн это говорил, но прошла ли она теперь, или убийца повторит попытку?»

— Он и вправду ее любит. — Тихий шепот Гейл полностью завладел его вниманием в сумраке кареты. — Мне кажется, я раньше не видела, чтобы так любили. До сего момента. До…

Она в испуге осеклась, едва не сказав «тебя».

— Гейл, я…

— Пожалуйста, не говори ничего, Роуэн. Только поцелуй меня и дай все забыть.

Встав со своего места, она переместилась в его объятия. У нее от усталости дрожали колени, но отсутствие отдыха не могло заглушить в ней потребности быть в этот момент с ним. Не дожидаясь ответа, Гейл взяла его лицо в ладони и поцеловала. Щеки под ладонями были колючими, делая различия между ними еще более упоительными и создавая то трение, которого ей так не хватало.

От поцелуя, становившегося все более глубоким, ее эмоции вышли из-под контроля, заставив задуматься, не потеряла ли она разум.

«Безумие. Я хочу его до безумия».

Она искала излечения, но не нуждалась в нежности. Взяв в рот его язык, она неистово сосала его, словно он один мог дать ей средство, способное помочь выжить. Яростные поцелуи перешли в исступленный танец, от которого у нее на глазах выступили слезы.