Московская сага. Война и тюрьма - Василий Аксенов

Ужин был такой, как Сталин любил, в простом грузинскомстиле. Ломали горячий чурек, овощи макали прямо в соль, курчонка обиралируками, каждый сам себе наливал красного вина. Сталин пристрастился теперь кколлекции «Киндзмараули», ему казалось, вся животворная сила кахетинских долинвместе с этим вином вливается в его 63-летние жилы. Первую пару стаканов онвыпивал залпом, сразу возвращался боевой дух, исторический оптимизм, потомпотягивал, временами воображая себя пастухом на склоне горы, где-нибудь подТелави: сижу с трубкой на удобном камне, ноги в шерстяных чулках и галошах,плевать на все войны и заговоры; в эти моменты лукаво щурился.

В последние два месяца Сталин почти совсем уже успокоился.Кажется, не пропадем. Не удастся Адольфу повести меня по Берлину с веревкой нашее. Историческая ситуация складывается в пользу свободолюбивых народов мира. Вармии новый комплект людей работает неплохо. Будущие историки, быть может,укорят меня за устранение потенциальных изменников, а может быть, и похвалят.Может быть, укорят как раз за то, что не всех тогда выявили. А верных, надежныхвоеначальников осталось достаточно. Взять хотя бы Жукова, Конева, Власова...Конечно, были ошибки и в другую сторону, как же без этого, не ошибается тот,кто не имеет ни малейшего понятия о ходе истории. Хорошо, когда некоторыеошибки можно исправить, как, скажем, в деле Константина Рокоссовского илиэтого, Никиты Градова... Этот, кажется, является сыном того врача... Сталинусмехнулся. Моего врача. Хорошего врача, в отличие от скотины Бехтерева,которого отравили еще в двадцать седьмом, паршивом, году...

Сталин снова усмехнулся. Берия сидел в страшном напряжении,пытаясь разгадать усмешки «тирана», как он всегда в своих глубинах называллюбимого вождя. Помощник Берии, полковник Нугзар Ламадзе, ломая хорошопрожаренного, хрустящего цыпленка, тоже следил за малейшими колебаниями теней исвета на лицах вождей. Теоретически, думал он, я мог бы сейчас одномоментноизменить ход истории. Двумя прыжками пролететь отсюда до того конца стола,схватить литровую бутылку «Киндзмараули», обрушить ее на голову товарищаСталина! Товарищи из его охраны, очевидно, не успеют вовремя среагировать.Далее открывается большой простор политическому воображению.

– Этот Градов, – проговорил Сталин. – Как он тебе,Лаврентий?

Берия мгновенно внутренне перестроился. В этом и состоялсекрет его столь благоприятно развивающихся отношений с «отцом народов» –бесконечная череда внутренних перестроек. Сейчас перед Сталиным сиделбдительный страж всенародной и его личной безопасности.

– Сказать по правде, товарищ Сталин, мне в его взглядечто-то не понравилось, – осторожно заметил он. Сказать ли товарищуСталину, что есть сигналы на Градова, и весьма серьезные сигналы? Нет, пожалуй,сейчас это будет неуместно. Конечно, полностью неуместно сейчас, сразу послевручения наград. В будущем, однако, если накопится материал, можно будетнапомнить товарищу Сталину эту реплику про взгляд, то есть подчеркнуть своюпрозорливость.

– Он хороший солдат, – сказал Сталин.

– Конечно! – тут же перестроился Берия. –Великолепный солдат!

– Взгляд, – проворчал Сталин. – У всех людей вовзглядах мелькают неожиданные вещи. Иногда и у тебя, Лаврентий Павлович, ловлюво взгляде что-то неприятное. – Как бы в поисках подтверждения своеймысли, Сталин обвел глазами комнату и остановился на Нугзаре Ламадзе. –Вот и у этого полковника во взгляде может что-нибудь такое мелькнуть. Что тыимеешь в виду – «взгляд», Лаврентий?

Волна перестроек захлестнула Берию. Пытаясь что-то нащупать,он наконец остановился на чем-то вроде бы подходящем.

– Я имею в виду «ежовскую травму», товарищ Сталин, –сказал он. – Это нелегко забыть.

Кажется, попал! «Ежовская травма» явно понравилась Сталину.Берия давно заметил, что вся интрига с безжалостным карликом Сталину явно былапо душе. Очевидно, он даже гордился ею. Столько сделать руками этого человека,а потом убрать его с таким, панымаэш, ызачэством в жопу истории! Горе мне,думал тем временем Нугзар по-грузински, доберусь ли я сегодня до моего дома?Сталин отодвинул тарелку и вытер усы:

– Ну, хорошо, Лаврентий, какие новости из Америки?

Берия снова мгновенно перестроился, превратившись изосторожного бдителя внутренней безопасности в широкого, стратегически мыслящегодеятеля международного масштаба, четко управляющего всеми службами зарубежнойагентуры.

– В Белом доме уже разрабатывается план колоссальнойвысадки. Это как раз то, о чем нам сообщали из Англии. Сотни кораблей, тысячисамолетов...

– Высадка в Европе?! – Сталин быстро здоровой рукойпридвинул к себе коробку «Герцеговины Флор», вытащил трубку из карманакителя. – А ты в этом уверен, Лаврентий?

– Высадка – это вопрос недель, товарищ Сталин, –уверенно заговорил Берия. – Сведения из самых надежных источников. Толькоеще неясно, где высадятся. Во всяком случае, на юге, товарищ Сталин, не на севере.Может быть, во Франции, может быть, в Италии, чтобы заодно отрезать армиюРоммеля. По всем признакам уже создано объединенное командование операцией. Воглаве – американский генерал Эйхен... Эйхенбаум, кажется... какая-то еврейскаяфамилия, – матово отсвечивающее пенсне на секунду повернулось в сторонуполковника Ламадзе.

– Генерал Дуайт Эйзенхауэр, товарищ Сталин, – тут жескромно доложил полковник. Все остатки ужина были уже отодвинуты. На скатертиперед Ламадзе лежала тонкая кожаная папка с последними оперативками.

Сталин бросил на него быстрый взгляд. Как будто дотронулсядо ребра кинжалом, подумал Нугзар. Облачко ароматного дыма поднялось надплотной, словно слежавшейся шевелюрой вождя.

– А ты не путаешь опять, Лаврентий? – с мягким юморкомспросил он.

В этот страшный момент Берия не успел перестроиться, выдалсебя мгновенно запотевшими стеклышками, покатившейся по правой носогубнойскладке капелькой пота. Оглушить бутылкой по голове, объявить по радио отрагической кончине, заключить сепаратный мир с Германией, все отдать, чтопотребует Адольф, расшириться за счет британских колоний на Ближнем Востоке,взять Иран... Как себя поведет Нугзар? Ф-ф-у, что только в голову не приходит,ебенаматрена, совсем я чатохлеебуло...

– Почему «опять», товарищ Сталин? – почти жалобноспросил он. – Что вы имеете в виду – опять, товарищ Сталин?

– Ты что, забыл свои ошибочки, Лаврентий? – с прежнеймягкостью стал выговаривать ему, словно нерадивому ученику, Сталин. –Забыл, как сигналы о немецко-фашистском вторжении игнорировал? Как нашихагентов казнил за распространение паники? Короткая у тебя память, товарищнарком! Может быть, еще что-нибудь тебе напомнить? Как насчет четырнадцатитысяч польских офицеров, которые бы нам сейчас так пригодились для совместнойборьбы со зверем?