Железный век - Святослав Логинов

— Смотри, они будут одинаково рады любому исходу. Бедняга, "жестоко тебе против рожна прать".

— Сладко, — ответила Мария и сама прошла на арену.

Она подошла вплотную к единорогу, встала на колени, так что низко опущенный рог приходился прямо напротив груди, и тихо попросила:

— Убей меня…

Единорог неторопливо повернулся боком и опустился на землю. Мария упала в ложбину между двумя горбатыми лопатками и только здесь, с головой зарывшись в густую теплую шерсть, впервые за все время сумела расплакаться.

— Врешь, шлюха! — прорычал фон Оттенбург и, пришпорив коня, рванулся вперед. В левой руке его блеснул смертельный треугольник даги. Барон направлял удар в спину девушке, но единорог резко поднялся на ноги, и дага безвредно скользнула по жесткому волосу.

Колосс мгновенно повернулся и коротко ударил. Первый удар пришелся под ребра коню. Ноги коня еще не успели подогнуться, когда покрасневшее от крови острие поразило барона в грудь, пронзив его насквозь и выйдя со спины. Трибуны дружно ахнули, а единорог тряс головой, стараясь сбросить с бивня повисшую на нем нелепую жестяную куклу. Когда это удалось, единорог поднял взгляд на захлопнувшиеся ворота, подбежал к ним и нажал. С громким хрустом дубовые створки слетели с петель. В толпе, собравшейся на поле, началась паника. Но зверь, не обращая ни на кого внимания, мерно двинулся по дороге от замка.

Мария приподняла голову, увидела небо, косые верхушки тополей; временами в такт шагам зверя, мелькала земля, мечущиеся люди… Черная фигура качнулась где-то в стороне. Отец Антоний, осознавший случившееся раньше всех, спасался бегством. При виде монаха Марию начала бить дрожь. Мария сжалась, стараясь спрятаться, стать незаметной. Единорог, уловив ее движение, свернул с дороги, в два широких маха догнал бегущего, всхрапнул, вращая красным глазом, и поддел рогом подпрыгивающую спину. Коротко вякнув, отец Антоний взлетел на воздух и, уже не похожий на человека, смятым черным мешком рухнул на землю, попав под тяжеловесное копыто.

Теперь единорог понял, кто его враги, и зорко высматривал среди бегущих серую сутану странствующего священнослужителя или блестящий нагрудник оруженосца…

Когда дорога перед ними опустела, единорог не замедлил бега, он продолжал двигаться все так же, широкой наметистой рысью, уходя на север, куда тянул голос давно исчезнувших предков. След его пересекал земли, расселяя легенды о дивной всаднице и о жестокости зверя, о необъяснимой его ненависти ко всем закованным в латы и укутанным в рясу.

И наконец, слух о них потерялся в диких лесах далекой Сарматии.

Господь, спаси мое дитя!

Немецкая народная баллада

Всюду жили чудеса. Они прятались под метелками отцветшей травы, в позеленевших от жары лужах, среди надутых белых облаков, украшавших небо. Чудеса были любопытны, они тянулись к Гансу, старались дотронуться, согнувшись в три погибели выглядывали из-под кустов. Ганс не обижался, он и сам был любопытен. Если смотрят — значит так им лучше, не надо мешать. Вот и сейчас Ганс знал, что кто-то притаился за ветками, не решаясь выйти. Ничего, в свой срок покажется и он.

Ганс развязал котомку, достал ржаной сухарь и начал громко грызть. Оставшиеся крошки собрал на ладони, широко раскрыл ее, показывая всем, и тихонько посвистел. С ближайшего дерева слетела пара пичуг — незнакомых, их Ганс видел первый раз. Усевшись на краю ладони, птички принялись быстро клевать. От частых осторожный уколов больно и сладко зудела кожа.

— А теперь, что надо сделать? — спросил Ганс.

Пичуги вспорхнули, но через минуту вернулись снова, уронив на ладонь по тяжелой перезревшей земляничине. Слизнув ягоды, Ганс поднял к губам дудочку и взял тонкую ноту, пытаясь повторить утреннюю песню синицы. Но замер, не услышав даже, а просто поняв, что тот, кто возился за кустами, дождался своего часа и вышел.

Ганс медленно поднял взгляд. Перед ним стояла босоногая девочка лет семи, в замаранном и во многих местах заштопанном платьице. Девочка держала за руку мальчугана четырех лет. Сразу было видно, что это брат и сестра. Мальчуган стоял, вцепившись в руку защитницы, и сопел, насторожено разглядывая Ганса. Руки и щеки детей были густо измазаны зеленью, землей и земляничным соком.

Ганс улыбнулся.

— Ты тут колдуешь? — спросила девочка.

— Я тут обедаю, — сказал Ганс.

Он достал из сумки еще один сухарь, протянул:

— Хочешь?

— Ты колдуешь, утверждающе произнесла девочка. — Я видела. И место тут волшебное, мы всегда приходим колдовать на эту поляну, потому что здесь под землей самая середина ада.

— Да ну?! — удивился Ганс. — И как же вы колдуете?

— Надо взять лапу от черной курицы, старую змеиную кожу, и три капли крови невинного младенца, положить все в горшок, который ночь простоял на кладбище, залить водой и варить целых три дня. Если потом обрызгать себя этим варевом, то сразу станешь невидимым.

— И получается? — с интересом спросил Ганс.

— Три дня варить надо, — пожаловалась девочка. — Вода выкипает, а добавлять нельзя.

— А где ты собираешься взять кровь невинного младенца?

— А он на что? — девочка дернула за руку брата. — Гансик, ты ведь дашь крови?

— Дам, — важно сказал мальчик.

— А я его потом колдовать научу. Так всегда делают. Когда я была невинным младенцем, старшие девочки у меня тоже кровь брали. Кололи палец и выжимали кровь…

Ганс не выдержал и расхохотался.

— Значит… когда ты была… невинным младенцем!.. А сейчас ты кто?..

— Я погибшая душа, обреченная геенне огненной, — личико девочки оставалось совершенно серьезным. — Господин священник говорит, что все, кто учится колдовать, губят душу.

— Вот что, погибшая душа, — сказал Ганс, — давай есть сухари. У меня еще много.

Он дал детям по большой корке и, когда они уселись рядом на траву, сказал:

— Брата твоего зовут Ганс, меня — тоже Ганс, а тебя как?

— Ее Лизой зовут, — объявил Гансик.

— Значит ты, Лизхен, очень хочешь быть невидимой?

— Нет, — ответила Лизхен, — просто это легче всего получается. Черных кур у трактирщика полно, а змеиную кожу в лесу найти можно. Это же не верблюд.

— Зачем тебе верблюд? — изумился Ганс.

— Будто сам не знаешь? Головы приставлять. Людвиг нашел у отца на чердаке медную лампу. Это же все знают: если намазать медную лампу верблюжьей кровью, а потом зажечь, то все, кого лампа осветит, представятся с верблюжьими головами и так будут ходить, пока не вымоешь лампу святой водой.

— Здорово! — признался Ганс. — Хотя я видел много верблюдов и еще больше медных ламп, а вот человека с верблюжьей головой ни разу не встречал.