Леди и Некромант - Екатерина Воронцова

Не пятно — черная воронка.

Тварь.

И вряд ли случайная… она двинулась по широкой дуге, вдоль стены, словно обходила эту стену дозором… а если тварь посажена здесь именно затем, чтобы стеречь амулет? Проклятые гончие тоже появились уже после войны. И по некоторым оговоркам можно судить, что созданы они были именно имперскими магами…

Созданы.

И выпущены в мир.

— До стены нам не дойти. — Ричард повернулся к ограде.

Будь его сила с ним, он бы… нет, вряд ли победил бы… последнюю гончую загоняла полновесная звезда боевиков при поддержке троих некромантов.

Но он хотя бы попробовал уйти.

И…

И вдруг бы да получилось?

А теперь… теперь ему остается пялиться на ограду и думать… думать… должен быть способ… змеи покачивались, не пытаясь атаковать, но и не исчезая.

Гуль крутился.

А потом исчез, чтобы появиться по ту сторону ограды. Лаз? Лаз был, под стеной. Узкий. И тесный. Но человек пролез бы… попытался бы пролезть, потому что стоило наклониться, и змеи переместились. Понятно. Охрана игнорирует животных, а вот люди — дело иное…

— Вот и все…

Ричард спиной чувствовал внимательный взгляд.

Тварь была рядом.

Не спешила.

Почему? Или они и вправду разумны. По-своему? И теперь гончая развлекается. Здесь не так много развлечений, если подумать, так к чему торопиться? Охота доставит ей удовольствие.

Жертва бежит.

Гончая позволяет ей думать, что спасение близко. То приближается, то отстает, гонит к стене, к калитке, а потом… нет уж, Ричард не собирается доставлять ей такое удовольствие.

Он повернулся к змеям спиной.

Вытащил клинок.

Смешно… и обидно. Он ведь был прав! И теперь, с монетой, мог бы доказать свою правоту. И дело даже не в доказательстве, а в том, что появился бы реальный шанс остановить волну.

— Мне жаль, — тихо сказала Оливия, непонятно, Ричарду или гулю, который кружил за оградой, громко поскуливая.

— А мне уж как жаль, — Ричард не удержался.

Если бы не эта… у него был бы шанс добраться до дверей.

Или нет?

К чему гадать о том, чего не случилось.

Глухой рокочущий звук прокатился по кладбищу, заставив гуля упасть на землю. Он задрожал и закрыл глаза, и Ричард испытал преогромное желание последовать примеру.

Глядишь, и помрет быстро.

Долой такие мысли.

Тварь приближалась.

Она окружила себя ошметками мертвого тумана, в котором плавились куски фантомов. Она была уродлива. Настолько уродлива, что Ричарда замутило, а этакой беды с ним не приключалось давно. Ни одна гравюра, ни одно описание не передавало в полной мере противоестественного вида проклятой гончей.

Длинное змеиное тело, покрытое костяным панцирем. Белесый, будто вылепленный наспех из куска воска, он надежно защищал тварь, что от стали, что от магии. В трещинах его, которые то возникали, то срастались, виднелась обманчиво уязвимая сероватая плоть, пронизанная черными нитями сосудов.

Топорщились шипы.

Глубокие рытвины, что следы от пальцев безумного скульптора, наполнялись гноем, который сочился по бокам, по хрупким лапам, стекал по изогнутой шее. Гной падал в землю, и вспомнилось, что это вовсе не гной, но яд, капли которого хватит, чтобы убить человека.

И не одного.

Вытянутая голова твари была безноса и безглаза. Зато зубов имелось сотни две…

Гуль затих.

И Оливия тоже… хорошо… умирать под чьи-то вопли — удовольствие ниже среднего.

Ричард выступил, заслоняя бестолковую лайру. Ее это вряд ли спасет, но это все, что он может сделать.

Тварь не спешила.

Она отряхнулась, как-то совершенно по-собачьи, и присела на тропинку.

Уставилась.

Глаз нет, а она смотрит.

Ждет.

Или не ждет, а жрет?

Они ведь не плотью одной живы… холодно стало. И холод этот исходил изнутри. Он просто появился, и вспомнился вдруг маленький храм на окраине столицы.

Нервное ожидание.

Надежда.

И безумная готовность верить, что все получится. Она ведь любит, а остальное не важно. Его, Ричарда, любит, нелепого и смешного, не обладающего ни властью, ни состоянием, ни именем, которое было бы прилично предложить девушке.

Глупец…

…он ведь знал, с самого начала знал, что это неспроста, что он, Ричард, не пара блистательной лайре, и значит все — не взаправду. Так почему же позволил поверить?

Обмануть.

— Уходи. — Ричард облизал пересохшие губы, осознавая, что смерть его будет отнюдь не героической. И не быстрой.

Сначала она сожрет его изнутри.

Память.

Выберет до самого первого дня, до вздоха, до крика… а может, и раньше.

Сотрет. Вытащит. И с нею — страхи его, Ричарда. Надежды, равно сбывшиеся и нет… и горести, обиды. Редкие дни, когда он был счастлив. Их гончая будет смаковать долго, а он… а он превратится в ком мяса, с которым поступят именно так, как надлежит поступать с мясом.

…в том храме свечей горело едва ли дюжина. Голый пол. Пустые вазы…

Алтарь, где догнивали цветы, которые некому было убрать. А может, не сочли нужным? Молодой жрец, лицо которого превратилось в маску. Благочестия? Оно ведь было напрочь фальшивым. И уже тогда Ричард должен был бы понять.

Не понял.

Он только и видел, что свою невесту в традиционном наряде… вуаль на лице была плотна, а у него и мысли не возникло о подмене. Он дрожал от нетерпения и страха.

Вдруг да передумает прекрасная Орисс.

Осознает, что не готова связать свою жизнь с Ричардом.

Или же побег ее раскроется, и отец, с которым Ричарду не тягаться, поспешит образумить дочь…

Тварь скалилась. Она вытягивала из него тысячу и одну мелочь, которые, оказывается, прочно врезались в память.

Цветы.

Традиционные белые азалии почти увяли. И Ричард хотел бы их заменить, но время… время работало против них… вряд ли отец Орисс обрадуется этакому зятю… он уже нашел дочери подходящего жениха, а может, и не одного, и сделает все, чтобы избавить ее от ненужного брака.

А потому…

…полный обряд.

…жрец улыбается. Снисходительно. С насмешкой. Неужели он ничего не понял? Понял, не глупец, но предпочел закрыть глаза. Что ему обещали? Денег? Или место в храме поприличней, где не пахнет плесенью, да и крыша цела.