Тайна могильного креста - Юрий Торубаров

Работа здесь кипела. Группы в несколько человек по ступенчатым лесам таскали на стену длинные ошкуренные бревна, тщательно и плотно подгоняли их, наращивая сруб. Воевода подошел к самому краю. Высота позволяла далеко обозревать местность. От самого рва начиналось ровное, в небольших кочках, поле и убегало далеко, растворяясь в синеве. Белые пятна не растаявшего с ночи снега поблескивали в потускневших лучах солнца. Долго задумчиво и тревожно вглядывался воевода в даль. Но она была невозмутимо спокойна, только от дымчатой непроглядной синевы исходила таинственная устрашающая сила…

От горя, как от дани, никуда не уйдешь, ни за какими запорами не спрячешься. Где оно ходит-бродит, одному Богу известно, но коли доля твоя — найдет тебя, не заблудится…

Ранним заснеженным утром заголосила, завыла, задымила, зарыдала, запричитала, закипела Русь!

А когда докатилась беда до Козельска — двойной болью отозвалась в груди юного Аскольда. Всем сердцем, всем своим разумом тянулся он к любимой, к ней уходили все его помыслы, все мечты… Дни тянулись бесконечно долго, никакие дела не могли их заполнить. Ни бурные княжеские охоты вперемешку с пирами, ни боевые учения дружины, ни чтение древнего писания — ничего не могло оторвать Аскольда от той, которая вынуждена была скрываться на родной земле. Скупые весточки, тайно приносимые верными людьми, скрашивали унылые будни. Юноша уже договорился с отцом вырваться на несколько дней, чтобы повидать Всеславну… И вдруг страшная весть.

Перед юным воином встал выбор: идти по зову сердца или выполнять долг. Долг перед своей застывшей в немом ужасе землей, перед своей совестью. И он выбрал — с легкостью, не колеблясь. Знал, что как бы ни было тяжело, этот выбор будет одобрен. Его поймут.

Отец с сыном обнялись. Аскольд почувствовал на своей щеке холодную, как ранняя росинка, скупую отцовскую слезу. Этот мужественный человек плакал, отрывая от себя самое дорогое, что оставила ему жизнь в награду за все длинные, трудные годы.

— Береги себя, сынок, — голос Сечи дрожал. — Будь осторожен. Они будут высылать передовые посты — не напорись. Держись лесов, днем лучше хорониться. Смотри по месту… — Он, на таясь, отер слезы и протянул тугой кожаный мешочек. — В дороге пригодится, береги, зря не трать. От себя отрываем. Вдруг оружие покупать придется. Сам не хозяйнуй, пусть займется Кузьма. А за это, — Сеча взял со стола письмо, — будь спокоен, передам.

Он трижды перекрестил Аскольда, еще раз крепко прижал к груди.

— Ну, с Богом!

Спутники ожидали юношу у ворот, держа на поводу лошадей. Рядом стояли Добрыня в накинутом на голое тело тулупчике и кузнец, прятавший лицо в высокий лохматый воротник. Они стали упрашивать воеводу позволить им сопровождать Аскольда. Лицо Сечи внезапно посуровело, сделалось каменным.

— Еловат, — голос звучал глухо, чувствовался еле сдерживаемый гнев, — без твоей работы нам не обойтись. Кто тебя заменит?

Кузнец не ответил.

— А ты, Добрыня, знаешь дорогу до Рязани, Владимира, Москвы?

— Нет, воевода, в тех краях не бывал.

— Может, татарский понимаешь?

Добрыня горестно покачал головой.

— Так чего тебе там делать? Силушку, Добрыня, тут побереги, там она не нужна. Щукой хищной придется плыть в воде, лисой хитрой красться по земле, соколом парить в воздухе. А ты хочешь собрать целый отряд…

Молча, без слов, простились. Когда Аскольд сел на коня, Еловат стянул с изумленного юноши сапог, задрал штанину и что-то холодное привязал к ноге. Кинжал, догадался тот.

— Пригодится, всякое бывает. Тут не спохватятся, — тихо сказал кузнец. — В добрый путь!

Друзья обнялись в последний раз, и всадники по заснеженной улице понеслись навстречу неизвестности…

На дворе стояла глубокая ночь. Унылая луна с подтаявшим краем висела в небе. Звезды, отмытые осенними дождями, переливались ярким блеском, словно начищенные бляхи на княжеской сбруе. Белое покрывало горело небесным сиянием. Дорога была хорошо видна. Неглубокий снег, придавленный последними морозцами, поскрипывал под копытами лошадей, не мешая езде.

Каждый думал о своем. Топорок, помимо своей воли, внутренне словно раздвоился. Прошлое нахлынуло с невероятной силой. Всплыли в памяти старая больная мать, старшие братья, которые вместе с отцом и хозяином пошли в поход да так и не вернулись. Владыка после похода дал матери двух или трех коней, но их вскоре кто-то угнал. Топорок остался единственным мужчиной в семье, и, рано уйдя пасти ханские стада, кормил мать и меньшую сестренку. Однажды, выбрав время, приехал к родному очагу и застал мать в слезах. Ханские слуги схватили его сестру и утащили с собой. Топорок бросился к ханской юрте, но злючие нукеры так исполосовали парня плетьми, что тот еле добрался домой. Отлежавшись несколько дней, голодный, вынужден был оставить страдающую от горя мать и вернуться к ханскому стаду. С тех пор юный пастушок лютой ненавистью возненавидел своего хана и при первой возможности перешел на службу к другому хану.

А вскоре начался Великий поход, суливший ему, простому батраку, большие выгоды. Он пошел не задумываясь, с радостью и надеждой, мечтал, вернувшись победителем, найти свою сестру. Но мечты постепенно развеялись. Единственное, что досталось ему, — несколько коней из табуна бухарского эмира, которые погибли потом в суровых заснеженных степях.

Всплыла в памяти и первая злая сеча с урусами, и полученная в том бою тяжелая рана. Топорок знал: попади к ним в плен урус, его сразу бы прикончили. Урусы же не бросили его, а тащили, несмотря на все трудности. Он знал, что, показав как военный трофей, его тотчас прибьют, ждал этого, был готов и даже молился за такой исход, но этого не случилось…

И вот недобрые ветры принесли весть. Раньше он был бы рад ей, а теперь не знал, что делать. Хоть и обещал воеводе во всем помогать Аскольду, искренне обещал, но по мере приближения к своим память все сильнее захлестывала его. Топорок боялся этих воспоминаний, пытался прогнать их, но ничего не мог с собой поделать.

Юный Сеча не думал ни о предстоящих трудностях, ни об опасностях, поджидающих его на каждом шагу. Больше всего его волновало, как лучше исполнить поручение. В его голове рождались идеи одна фантастичнее другой. В мыслях он дошел до того, что стал строить план дерзкого похищения хана, ведь однажды ему уже удалось выкрасть свою любимую…

Кузьме вспомнилось, как жена просила с вечера напоить корову, а он так этого и не сделал. Зная нрав своей кормилицы, чувствовал, что утром она помянет своего муженька недобрым словом и потом выскажет все, когда он вернется. А вернется ли? Кузьма пожалел, что связался с этим делом. Перед глазами вдруг встала внучка, сыновья дочь — первенькая, звонкоголосая, боевая вострушка. Дороже родных детей было это маленькое существо. Внезапно представилась картина: монгол с искаженным лицом хватает ее… Сердце мучительно сжалось. Нет, он постарается сделать все, чтобы такого не случилось!