Человек находит друга - Конрад Захариас Лоренц
Шрифт:
Интервал:
То, как он определял, каких птиц убивать можно, а каких нельзя, бросает интересный свет на способность собак различать их — так сказать, воспринимать абстрактно. Все утки были для Волка неприкосновенными; даже когда речь шла о породах, очень непохожих на обычные, его не приходилось специально предупреждать, что они находятся под охраной закона. После того как он был научен не трогать павлинов, я решил, что теперь он будет уважать всех куриных птиц, как до сих пор уважал всех уток. Но я ошибся: когда я купил бентамок-виандотов, чтобы посадить их на утиные яйца, Волк опять ворвался в их загородку и задушил всех семерых кур, хотя ни одной не съел. Он снова был наказан (очень легко — оказалось достаточным просто указать ему, что это запрещено), а потом мы купили новых кур, и он ни разу на них не покусился. Когда несколько месяцев спустя мне прислали золотых и серебряных фазанов, я, наученный горьким опытом, подозвал Волка к корзинам с фазанами, ткнул его в них носом и несколько раз легонько шлепнул, произнося угрожающие слова. Эта профилактическая операция полностью достигла своей цели — Волк не тронул ни одного из них. С другой стороны, он проделал нечто весьма любопытное с точки зрения зоопсихолога. Как-то ясным весенним утром я вышел в сад и с ужасом увидел, что на лужайке стоит Волк и держит в зубах фазана. Он не услышал моих шагов, и я мог спокойно наблюдать Па ним. Как ни странно, он не начал трясти и рвать птицу, а просто стоял с недоуменным видом. Когда я его позвал, он не проявил никаких признаков нечистой совести, а, наоборот, явно обрадовался и побежал ко мне, высоко задрав хвост и не выпуская птицы. Тут я увидел, что это был дикий фазан, а вовсе не один из наших золотых и серебряных красавцев. По-видимому, умная собака вопрошала свою совесть, принадлежит ли птица, которая в любом случае не имела права расхаживать в нашем саду, к числу неприкосновенных или нет. Несомненно, сперва Волк счел ее законной дичью и поймал, но затем запах, возможно, напомнил иду о запретных птицах; поэтому он не расправился с диким фазаном, как с обыкновенной добычей, а был готов и даже рад предоставить решение мне. Великолепный петух-фазан много лет прожил у нас в вольере и позже вывел птенцов с одной из наших ручных курочек.
Наши большие и свирепые собаки с таким уважением относились к подопытным альтенбергским животным, что вряд ли даже подозревали, какие это опасные соседи. Собак можно научить не трогать гусей, но вот внушить гусям, что они должны оставлять собак в покое, абсолютно невозможно. Грозные гусаки, несомненно, приписывали сдержанность собак своим бойцовским качествам. Бесстрашие серых гусей поистине поразительно, и как-то зимой мне ввелось наблюдать такую сцену: три большие собаки мчались через двор к забору, видимо намереваясь облаять какого-то врага. На «линии их лая» тесной кучкой лежало несколько диких гусей, и собаки, ни на секунду не умолкая, перескочили через них. Гуси и не подумали встать и только с шипением протянули шеи вслед собакам. На обратном пути собаки предпочли покинуть утоптанную тропу и обойти диких пугливых птиц сторонкой по глубокому снегу.
Один старый гусак, тиранивший всех остальных, по-видимому, считал своим призванием дразнить собак. Его супруга сидела на яйцах возле небольшой лестницы, которая ведет из сада во двор к калитке. Так как собаки свято соблюдали ими же самими возложенную на себя обязанность лаять у калитки всякий раз, когда ее открывали, им приходилось пробегать по лестнице довольно часто. Старый гусак вскоре обнаружил, что, расположившись на верхней ступеньке, он получает великолепнейшую возможность досаждать собакам, щипля их за хвосты, когда они пробегают мимо. Благополучно миновать этого шипящего Цербера можно было, только мчась во всю прыть и старательно пряча хвост между ногами. Добродушный и впечатлительный Буби, принадлежавший моему отцу сын Титы, дед вышеупомянутого Волка I и прапрапрапрапрадед Сюзи, очень страдал из-за такой агрессивности старого гусака, который из трех наших собак облюбовал для своих нападений именно его. Буби завел привычку болезненно взвизгивать всякий раз, когда ему предстояло вступить на роковую лестницу. Невозможная ситуация разрешилась трагикомически. В один прекрасный день злой старый гусак был найден на своей ступеньке мертвым. Вскрытие обнаружило небольшой перелом основания черепа, видимо вызванный легким нажимом собачьего зуба. Буби же исчез. Он не явился к кормежке, и после долгих поисков его удалось обнаружить в темном углу на чердаке прачечной, куда наши собаки при обычных обстоятельствах никогда не забирались. Буби лежал там в полной прострации. Я представил себе, что произошло, не менее ясно, чем если бы видел это собственными глазами. Старый гусак так сильно вцепился в хвост пробегавшего мимо Буби, что пес не удержался и куснул источник боли. При этом, к несчастью, один из его резцов нажал на череп старого гусака, причем повреждение это оказалось роковым скорее всего только потому, что старику было уже двадцать пять лет и кости его стали хрупкими от возраста. Буби не наказали, учитывая смягчающие обстоятельства, а также особое физическое состояние жертвы. Последняя украсила собой воскресный обед и помогла опровергнуть широко бытующий предрассудок, будто мясо старых диких гусей всегда бывает жестким. Большой жирный гусак оказался очень вкусным, и моя жена даже высказала предположение, что, быть может, старые гуси, перевалившие за двадцать лет, начинают в физическом отношении впадать во второе детство.
Глава двадцать первая
ВЕРНОСТЬ И СМЕРТЬ
Рыдать над тем, что ныне нам дано,
Коль потерять его нам суждено.
Создавая собаку, природа, по-видимому, не учла дружбы, которой предстояло связать это ее творение с человеком. Во всяком случае, век собаки впятеро короче века ее хозяина. В человеческой
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!