Искатели жребия - Николай Романецкий

— Ерунда! Я не верю голословным утверждениям. Мне необходимы факты.

— Придется поверить без фактов. — Она встала из кресла, неторопливо подошла к входной двери и заперла ее.

Калинов усмехнулся:

— Запертая дверь вместо фактов — хороший раз говор!.. Я так понимаю, что за шантажом последует запугивание…

Она не обратила никакого внимания на его реплику.

— Тебе же будет лучше, дурачок, — сказала она, — если ты ничего не будешь знать. А угрызения совести можно и пережить… Поверь мне — это знание слишком велико для тебя.

— Ни одно знание — как бы велико оно ни было — не стоит угрызений совести. И уж тем более оно не стоит жизни друга.

Она вернулась в кресло и вперилась в Калинова своими зеркалами. Потом спросила с сожалением:

— Значит, нет?

— Увы! — Калинов развел руками.

— Зря, — сказала она. Потом придвинулась, опершись грудями о край стола, и прошипела: — Ты причиняешь нам много хлопот, но в конечном счете повредишь только себе. Все равно в субботу Крылов будет мертв!

— Не будет, — сказал Калинов спокойно. — Я позабочусь об этом. — И добавил, улыбнувшись: — Неужели тебе не больно? Посмотри, как ребро врезалось в твой молокозавод!

Она опустила голову. Он резко перегнулся через стол и сорвал с ее носа зеркальные очки. Она зажмурилась. Калинов удовлетворенно хмыкнул. Она была очень похожа на девушку-американку, снимок которой показывал ему Милбери, но вряд ли это был один и тот же человек. Мордашка американки была живенькой, а черты лица лже-Норы выглядели несколько застывшими. Словно пластиковая маска. По-видимому, она имела менее развитую мимику, чем настоящая Нора Шепард.

— Зря ты это сделал, — сказала она монотонным голосом, не открывая глаз. — А впрочем, как знаешь!

Она откинулась на спинку кресла и подняла веки.

— О господи! — Калинов отшатнулся и выронил зеркалки.

У нее были неживые глаза. Они двигались в глазницах, но зрачки были мертвы: они даже не дрогнули, когда она опустила и вновь подняла веки. Но самое страшное было не это, самое страшное было в том, что ее глаза не имели взгляда. Они попросту не видели ни Калинова, ни комнаты, ни дневного света. Ничего вокруг.

— Зря! — Она медленно начала подниматься, рваными движениями — как манипуляторы — протянула к нему руки.

Он отшвырнул кресло и прыгнул назад, вытаскивая из кармана парализатор. Отскочил к стене. Она басовито хохотнула. Калинова заколотило.

— Зря! — Она начала обходить стол, слепо ударилась об его угол. Стол с грохотом отлетел в сторону. Словно на него наскочил робот с разладившейся программой. Хохоча, она шагнула вперед, по-прежнему протягивая к Калинову руки. Пальцы были чуть согнуты и мелко дрожали. Как от вожделения…

И тогда Калинов выстрелил. Уровень был максимальным. Разряд пришелся ей в голову, пшеничные волосы вспыхнули и мгновенно сгорели, хорошенькое личико превратилось в черную безглазую лоснящуюся маску. Воротник комбинезона начал тлеть.

Она не обратила на выстрел никакого внимания, только замогильный хохот стих.

— Зря-а-а! — прошептала она, с треском разлепляя черные склеившиеся губы, и сделала еще один шаг.

Калинов бросил парализатор и выхватил из-за пазухи пистолет. Получилось на удивление быстро.

«Боже, — подумал он, — неужели действительно ксены? Или…»

Больше он подумать ничего не успел.

— Зря! — Она прыгнула.

Калинов клюнул указательным пальцем спусковую скобу. «There was a sound of thunder», — вспомнил он по-староанглийски.

Нора дернулась, уронила руки, но сделала еще один прыжок. Калинов успел выстрелить дважды, прежде чем падающее тело сбило его с ног. Толчок был настолько силен, что Калинов крепко приложился затылком к стене и на мгновение поплыл.

— Шь-ря-а-а-а… — Ее скрюченные пальцы шевельнулись, проскребли по ковру, все еще пытаясь дотянуться до противника, и застыли.

Калинов сидел на полу, прижавшись спиной к стене и не выпуская из руки пистолета. В номере противно пахло паленым. Нора лежала неподвижно, ничком, вытянув вперед руки. Словно нырнула в не известность, да так и застыла. В коридоре, за дверью, послышались испуганные возгласы.

Калинов с трудом поднялся на ватных ногах и, крадучись, стал подбираться к вытянувшемуся на ковре телу, осторожно, бочком, готовый в любой момент снова открыть пальбу.

Нора не шевелилась. В запертую дверь раздался первый робкий стук. Шумели уже громче.

«Ну вот, — подумал некстати Калинов, — испортил прекрасный ковер». Он наклонился и перевернул тело на спину, стараясь не смотреть в лицо. Все три серебряные пули попали в область сердца, изорвав комбинезон и левую грудь. Но крови на полу не было. И на комбинезоне — тоже.

В дверь снова постучали, громко и настойчиво. Калинов нажал кнопку на вибрасе, подавая сигнал тревоги. Потом сдернул с кресла накидку, набросил на верхнюю часть трупа.

В дверь начали ломиться. Послышался голос Довгошея.

— Да иду я, иду… — пробормотал Калинов и пошел открывать.

* * *

— На твое счастье, Довгошей у нас сообразительный парень, — сказал Рассел, едва Калинов появился в его кабинете. — Если бы успела прибыть полиция, наверняка бы разразился скандал.

Калинов молча сел в кресло. Не спрашивая раз решения, налил себе стакан минеральной воды и залпом выпил.

— Задал ты нам работенку, — продолжал Рас сел. — Я послал туда Милбери… Придется ему попотеть, пока отобьется от прессы. С полицией я только что договорился: она согласна дать нам возможность самим провести расследование.

Калинов по-прежнему молчал. Из глубин памяти на него смотрели мертвые глаза живой женщины. Зрелище не для слабонервных… Он зябко передернул плечами. Рассел делал вид, будто не замечает со стояния своего подчиненного.

— Чем эта дамочка так тебя напугала, — говорил он, — что ты взялся палить в нее сразу с двух рук? Не предполагал я, что у тебя нервы институтки!.. И что теперь прикажешь с тобой делать?..

Слушая воркотню шефа, Калинов постепенно успокаивался. И наконец-то смог достойно оценить инсценировку с его, Калинова, арестом, которую разыграл перед невольными зрителями в отеле Довгошей. Действительно, не растерялся парень, сообразил… Иначе объясняться бы сейчас в полиции! А они спокойно могут на сорок восемь часов задержать — закон позволяет. Конечно, в иной ситуации это было бы даже интересно, но не сейчас. Нет у него сейчас свободных сорока восьми часов…

— Что с засадой? — спросил он.

Рассел замолк на полуслове, встал из-за стола.

— Ничего. — Он принялся расхаживать по кабинету. — Тишина и покой — парни словно в отпуске.

«Может, Игоря уже и след простыл, — подумал внезапно Калинов. — Да нет, невозможно. Из закольцованных кабин дорога открыта разве что в преисподнюю. Вместе с планетой!»