Поражение Федры - Лора Шепперсон

дочерям, я убила саму себя и, мертвая, хожу по земле.

– Как мне быть? – медленно проговорила Федра. – Я не хочу оставлять ребенка с Тесеем.

– Не думаю, что у тебя есть выбор, – ответила я. – К тому же Тесей не Ясон. Твоему ребенку не будет ничего грозить.

– Вот только вырастит его мужчина, воспитавший Ипполита.

– У тебя нет выбора, – повторила я.

Она отвернулась и заплакала в подушку.

Я покинула ее комнаты. Каждый шаг напоминал о том, какой никчемной я стала. Плетясь к себе по коридору, я повстречала шедшего в другую сторону Трифона.

– Поговорили с ней? – спросил он.

– Да. Вряд ли она примет ваше предложение.

– Думаете? И ладно. Зато в сравнении с вашим столь непривлекательным предложением мое ей покажется заманчивым. Ваш корабль отплывает в полночь. Не упустите. Другого не будет.

Трифон развернулся и пошел к себе, тихо насвистывая. Теперь нет времени думать о Федре. Пора в путь.

Трифон

Тесей оставался с Ипполитом, пока тот не пересек реку Стикс, и все это время по дворцу беспрепятственно ходили слухи. Когда я осведомился у своего информатора, не видевшего происшедшего своими глазами, что он знает об этом, то услышал от него невероятную историю.

– Принц, да покойся он с миром, покинул дворец, чтобы прокатиться на колеснице по берегу моря, как частенько делал до этого. Только в этот раз, – голос рассказчика надломился, – в этот раз поднялся в пучине моря гигантский бык из пены морской. По словам крестьян, работавших поблизости на полях, Ипполит – принц среди мужей – не дрогнул, но конь его…

Тут он вовсе замолк, и рассказ подхватил другой человек:

– Конь его испугался и оступился. Колесницу с возничим подхватила волна, и Ипполита, да сохранит Аид его душу, размозжило о скалы.

– Его смерть… была мгновенной? – спросил я, не зная, что еще сказать.

– Нет. Он лежал, взывая к отцу и деду Посейдону. Тесей бросился к нему, как только весть достигла дворца, и успел утешить сына в смертный час. Последней просьбой Ипполита было восстановление его доброго имени и признание невиновности, ибо колдунья его оклеветала.

При этом говоривший посмотрел в сторону покоев Федры с такой ярой ненавистью, какую я никогда прежде не видел. Между тем готов поклясться, что днями ранее он голосовал против Ипполита.

В общем, неслыханная история. Скорее всего, небылицу породило оружие, с каким вышла Федра, – лабрис. Мало кто из афинян знаком с ним, но все знают, что быкоголовое чудовище было заточено в лабиринте, названном в его честь. Вот и выдумали невесть что.

Для моего плана все складывалось как нельзя лучше. О повторном судебном разбирательстве речи не шло. Тесей приказал приковать Федру к кровати, что и сделали отправленные к принцессе стражники. Какая там власть народа. Над всеми безраздельно властвовал царь, а при всевластном владыке всегда есть место для верных царских советников. Близкие соратники Тесея оплакивали свою любимую демократию, позабыв об управлении городом. Я же ждал своего часа. Заплатил кое-кому, чтобы мое имя упоминалось в нужное время, а сам оставался в своих покоях. Негоже было выказывать излишнюю готовность и нетерпеливость, особенно после смерти юного принца. Последняя пошла на пользу всему царскому двору, хотя никто, конечно, не смел говорить это Тесею в лицо. Лишившись вождя-зачинщика, юноши притихли, вели себя сдержаннее и стали прислушиваться к словам отцов.

Да, большего и желать бы было нечего, если бы не прикованная к кровати принцесса. Мы в Афинах не проповедуем пацифизм, так что жестокость ее действий меня ничуть не тревожила. В конце концов, не Ипполит ли первым бросил ее умирать? И все же внутренний голос мучительно твердил, что запустил цепочку событий я, а заплатит за это невинная молодая женщина. И в какой-то момент, сам даже не понял, когда именно, я начал строить план ее спасения.

В городе ей оставаться нельзя. Тесей убьет ее при первой же возможности. Удивительно, что он еще этого не сделал. Видно, скорбит пока, да и слухи расползлись, будто он хочет забрать ребенка Федры как последнее напоминание об Ипполите. Жутковатое напоминание. Впрочем, у меня нет своих детей и мне неведомы связанные с ними чувства. Вернуть принцессу на Крит? Разум сразу нашел причины, почему эта идея плоха. Федра потеряет лицо, вернувшись падшей женщиной и убийцей. Возможно, ее отец сочтет должным развязать с Афинами войну. Войну, которую афиняне почти наверняка проиграют. Каким государственным деятелем я буду, если не предотвращу потерю жизни множества соотечественников?

Но если не на Крит, то куда отправиться Федре? Фивы в настоящее время погрязли в хаосе. Принцессе, скорее всего, удастся попасть туда незамеченной, но это царство – неподходящее место для молодой женщины в ее положении. После всего пережитого ей нужен тихий, спокойный уголок, где она будет анонимно жить и растить дитя.

К примеру, мой сельский дом, скрытый от посторонних глаз, но расположенный в достаточной близости от Афин, куда можно без труда добраться.

Стоило этой мысли посетить меня, как она тут же и укоренилась. Я могу представить Федру своей племянницей, а ее ребенка – внучатым племянником и наследником моего состояния. (Я почему-то решил, – пришло вдруг в голову, – что ребенок будет мальчиком. Казалось неизбежным, что неправедно зачатое дитя унаследует что-то значимое.)

Нужно убедить Федру в разумности моего плана. У меня получится увезти ее из дворца тайком, но удержать без ее согласия – вряд ли. Более того, я не хочу, чтобы она была пленницей в моем доме и из темницы Тесея попала в мою. Мне хочется, чтобы она была счастлива. Воображение уже рисовало картины того, как Федра сидит под деревом и любуется играющим мальчиком, а я с добродушной улыбкой наблюдаю за ними.

Придется убедить ее, что любой другой план действий – безрассудство и глупость. Медею удалось поразительно легко убедить. Даже не пришлось идти к Тесею. Стоило намекнуть на это, и она сразу согласилась сотрудничать со мной и сделать кузине от лица Тесея предложение, которое та никогда не примет.

С Тесеем я не говорил. С ним никто не говорил. Он погрузился в глубокую скорбь, велев, чтобы его никто не беспокоил. Но Медея этого не знала. Я понятия не имел, насколько умело она лжет, поэтому посчитал лучшим, чтобы она говорила то, что считает правдой.

Все прошло так, как я и рассчитывал. Медея предложила Федре неприглядную сделку, на которую та не согласилась. Я подготовил Медее корабль, опять же без ведома Тесея, чего колдунье знать ни к чему. Безопасный путь ей обеспечит не царское имя, а деньги. Нарисованные воображением картины вот-вот могли стать явью, и я, взволнованный и радостный, не желал, чтобы этому кто-либо помешал.

Я уже собирался навестить Федру, но был вызван Тесеем. Царем, хотя я его таковым никогда не считал. Теперь придется. Он наденет царское облачение, и я буду служить ему советником до самой своей смерти.

Я вошел в опочивальню Тесея – почти пустую комнату без особых удобств. На самом деле поразительно, насколько она напоминала комнаты, отведенные Федре. В случае с Тесеем такая лишенная комфорта простота, видимо, исходила из его желания сосредоточиться на главной задаче.

– Господин, – склонил я голову, стараясь не выдать голосом тревоги.

Тесей, жилистый и мускулистый мужчина, исхудал, превратившись в тень. Его скулы обострились, глаза впали, длинные волосы поседели. Я смотрел на него, дивясь, со странными мыслями: может, я опоздал и он мертв?

– Трифон, – промолвил Тесей, – советник моего отца.

Не самое многообещающее начало разговора. Тем не менее я кивнул.

– Ты был сообща с этой женщиной. Не отрицай этого, – добавил он, подняв палец.

Я и не собирался.

– Вы говорите о своей жене?

Тесей закрыл глаза.

– Как я ввязался во все это? Думал, в этот раз сделаю все правильно. Я размышлял над ошибками, что совершил в прошлом в отношении матери Ипполита и сестры Федры. Самая большая из них заключалась в том, что я обращался с принцессами как со своей собственностью. Решил, что теперь будет по-другому. Мне нужна заложница, но я буду обращаться