Реваншист - Анатолий Дроздов

Номер в Доме творчества был шикарный. Огромная комната, двуспальная кровать, богатая обстановка. Через день прибыли отец с Машей. Им номер выделили хуже — не лауреаты и даже не писатели. Но все равно глаза у родственников были по блюдцу. В номере — цветной телевизор, большой холодильник, ванная, лоджия… Сама комната просторная и светлая, мебель импортная, новая.

— М-да! — заключил отец. — Сколько отдыхал в санаториях, но такой роскоши не видел. Хорошо писателям!

Это, смотря каким. Путевки в Пицунду дают не всем. Членов Союза писателей в СССР восемь тысяч. На всех мест не хватает, особенно в сезон. Но Девойно — лауреат премии Ленинского комсомола, и к руководству писательского Союза вхож. Потому и сумел притащить в Дом творчества родственников. А чем они хуже литераторов, накарябавших книжонку и живущих с этого всю жизнь? Александр Иванович и Маша — труженики. У отца полная грудь наград, две из которых — фронтовые. Успел он зацепить войну. Краешком, но хватило. Партизанский отряд, потом — Красная Армия, наступление на Кенигсберг. До города не дошел — словил осколок. Госпиталь, демобилизация по ранению, техникум… Маша в своем КБ — ведущий конструктор. Ей поручают проектировать самые сложные узлы. Об этом даже в заводской многотиражке писали.

В Доме творчества я работал — привычка. Я и в той жизни был трудоголиком. Но Лилю не припрягал — пусть отдыхает. Вставал в семь, традиционная пробежка, силовые упражнения, душ. К завтраку спускался свежим и бодрым. Затем девочки и отец уходили на пляж, я садился за «Эрику». К полудню набивал шесть-семь страниц. Затем шел обедать. Дневной сон с отдохнувшей Лилей — и пляж. Морские купания, горячие хачапури с холодным пивом, валяние на покрывале, подкидной «дурак», пара на пару. Отец играл виртуозно — на Северах наловчился. А что им делать темными вечерами в своих домиках-бочках? Но и меня голыми руками не возьмешь. Память хорошая, вышедшие в отбой карты помню. Так что навешивали друг другу «погоны» попеременно. Женщин не трогали — обидятся. Они игру воспринимают всерьез.

Ужинали мы или в столовой или летнем кафе неподалеку. В Доме творчества кормили вкусно, но хотелось разнообразия. Кафе было декорировано под горскую хижину, и пахло там одуряюще. Над стойкой висели пласты копченого мяса, мы его регулярно пробовали. А еще заказывали шашлык и ароматное абхазское вино. 30–40 рублей с компании за ужин — не деньги. Где-нибудь в Москве сдерут больше, да еще накормят непонятно чем.

По воскресеньям ездили в Пицунду, где затаривались замечательным вином. Продавал его старый абхаз — прямо из багажника «Волги». Я помнил его еще по той жизни, как и вино. Подобного я даже во Франции не пробовал. Ароматное, ласкающее небо и язык, настоящее солнце в бокале. Трехлитровая банка за десять рублей? Дайте две! Жены покупали фрукты, местные сладости, какие-то сувениры. Побывали мы и в Сухуми, где смотрели на обезьян в питомнике. Одна из них, вернее, один попытался схватить Лилю сквозь прутья решетки. Приглянулась. Видно, такой самки в гареме не доставало. Над этим долго смеялись, больше всех — Лиля. Приятно, что твою красоту оценил даже обезьян. Съездили мы и к озеру Рица — на автобусе. Отец не решился гнать «Волгу» по горной дороге. Та и вправду выглядела жутко. С одной стороны — гора, с другой — пропасть. Глубокая, дно еле видеть. Женщины визжали. С озера привезли копченой форели. Ее продавали тайком: ловить запрещено. Но если поймали, почему бы не употребить? Форель замечательно шла к белому вину. В тот день мы опились и обожрались. А что, отдых.

По пути к Рице я глазел по сторонам. Красивые особняки, ухоженные участки, довольные люди. Земля плодородная, рядом море, курорт, отдыхающие… Живи и радуйся. Но через пятнадцать лет здесь начнется резня. Процветающая Абхазия скатится в нищету. Господи, чего им не хватало? Собрать бы всех этих националистов, погрузить на корабль и вывести в море. А там — торпедировать. Сколько из-за их бредовых идей людей сгинуло!..

В один из дней у меня случился затык — роман встал. По прошлой жизни я знал: лучше отвлечься. Я отправился на пляж, где нашел отца. Тот валялся на покрывале с бутылкой пива в руке.

— Где дамы? — поинтересовался я.

— Вон! — отец указал бутылкой на море. — Водный велосипед напрокат взяли.

Я присмотрелся. В метрах ста от берега в море болтались несколько катамаранов. Над сиденьями одного из них торчали соломенные шляпки — одна выше, другая ниже. Наши. Навестим красавиц! Я стащил футболку с шортами и нырнул в море. Выскочив на поверхность, пошел кролем. Горько-соленые брызги летели в рот, я фыркал и отплевывался. Приблизившись к катамарану, перешел на брасс. Сделаем девочкам сюрприз!

Водный велосипед болтался спинками к берегу, что облегчило мне задачу. Я осторожно вплыл между поплавками. Мелкие волны шлепали о них, так что меня не услышали. Я собрался обнаружить свое присутствие, как вдруг замер. Говорили обо мне.

— …Иногда я его боюсь, — жаловалась Лиля. — Какой-то он не от мира всего. Вот откуда знает немецкий? Да еще так хорошо?

— Вправду знает? — заинтересовалась Маша.

— В совершенстве. В нашем романе действуют псы-рыцари. Так Сергей их диалоги по-немецки пишет — для достоверности. Перевод даем в сноске под страницей. Латинского шрифта в машинке нет. Я оставляю место, и он вписывает от руки. Причем, сразу, не заглядывая в словарь. А перед этим проговаривает диалоги вслух. Ты о таком слышала?

— Ну-у… — протянула Маша. — Может, его школе хорошо учили. Или в институте.

— Много тебя там научили? Я универ заканчиваю, а по-английски пару фраз не свяжу. А он как бумажке шпарит. Откуда знает? В школе учил английский, я в аттестат посмотрела.

М-да, косяк. Ну, Лиля, ну, Штирлиц! Разнюхала… Немецкий я выучил в девяностые. Ходил на курсы и занимался дома. Память опять-таки хорошая. У нас в ту пору были добрые отношения с партнерами из Германии. Ездил к ним, вел переговоры. Немцы не говорили по-английски, а таскать с собой переводчика… Да и партнерам нравилось, когда говоришь на немецком.

— Знаешь, Лилька, — сказала Маша и, видимо, закинула ногу на ногу, поскольку катамаран качнулся. — С жиру ты бесишься. Живешь в роскоши, денег не считаешь, муж тебя любит. С завода забрал, чтоб в корпусе не кисла, любое желание выполняет. Тебе счастье выпало, а ты носом крутишь. Не куковала ты в девках!

— Извини! — смутилась жена.

— Не стоит! — хмыкнула Маша. — Я от твоего счастья и себе урвала. Ох, Лиля, это же просто сказка какая! Я в своем КБ много чего от баб слышала, но чтоб у кого такой муж… Он же со мной, как с фарфоровой статуэткой — ласково и бережно. А как узнал, что беременна…

— Это точно? — воскликнула Лиля.

— Врач подтвердил. Задержка еще в Минске случилась. Это не факт, всякое бывает, но здесь повторилось. Александр Иванович меня к здешнему гинекологу свозил. Перед этим навел справки: кто лучший. Гинеколог и сказал: беременна. Правда, предупредил: будет кесарево. Возраст…

— Не страшно, — сказала Лиля. — Так даже лучше. Дали наркоз, очнулась — и уже мама.