Сокровище троллей - Ольга Голотвина

Чужим, пустым и недобрым был лес для Челивиса. Молодой человек не замечал ни изящного рисунка черных обнаженных ветвей на фоне неба, ни голубых теней на сугробах. Не веселили его ни деловитый стук дятла, ни вспорхнувший из-под снега разоспавшийся тетерев, ни цокот удивленной его появлением белки. Горожанин Челивис не понимал и не любил лес. Да и видел-то его лишь по обочинам дорог и в окна придорожных трактиров.

И некого винить, сам полез в эту глухомань. Погнала тяга к приключениям и… ревность, неужели ревность? Плохо, если так. Не хватало бездомному игроку влюбиться в дочку одного из самых богатых людей Джангаша!

Ладно, это опасность дальняя, есть и поближе. Не провалиться бы в медвежью берлогу! Медведь обрадуется незваному гостю примерно так же, как богач из Рода Винниграй — вести о том, что за его дочерью ухаживает бродяга-шулер…

Нет, во имя Многоликой и всех ее демонов, может Челивис думать хоть о чем-то другом?!

Тут же выяснилось, что может, и еще как, потому что потревоженная еловая лапа очень удачно стряхнула с себя снег человеку за шиворот. В длинной тираде, которую игрок выдал вслух, ни разу не было упомянуто имя прелестной Маринги.

Заткнулся игрок лишь тогда, когда увидел тропинку. Настоящую тропинку! Узенькую, но протоптанную недавно… ну, насколько мог судить Челивис. Не зверолов он, не лесничий, следы читать не умеет!

Где тропинка — там люди. Может, даже те самые, кого Челивис разыскивает…

И не так уж далеко успел игрок пройти по этой тропинке, как услышал впереди голоса. Неразборчивые, но явно мужские. Должно быть, Литисай с кучером о чем-то беседует. По своим следам возвращаются.

Молодой человек ухмыльнулся. А вот он сейчас с ними шутку сшутит! Жаль, нет кустов, чтобы спрятаться. Зато неподалеку скала, а перед нею — разлапистая, густая ель.

Челивис по-мальчишески хохотнул, подпрыгнул, уцепился за нависший над тропкой сук и ловко, перебирая руками от ветки к ветке, перебрался к облюбованному укрытию, не оставив следов на снегу.

Только спрятавшись и притихнув, понял Челивис, что голоса — чужие, незнакомые.

Тут бы выйти, окликнуть путников, объяснить, что заплутал, спросить, как выбраться на дорогу. Но заставило сдержаться чутье матерого игрока.

И когда мимо ели гуськом прошли по тропинке трое, Челивис даже перестал дышать: ой, не похожи были эти люди на крестьян! У всех мечи, у одного еще и лук…

Челивис услыхал:

— А вроде Уанаи не переживает, что Хмурый сбежал. А ну как он со зла наведет на нас замковых шавок?

— Она такая. Злость и страх никому не покажет. А про Хмурого не думай. Она вроде как чары на нас наложила. Кто вздумает уйти из ватаги — забудет путь в лагерь.

Тот, что шел последним, остановился, тревожно завертел головой. Челивис прикрыл глаза, боясь, что незнакомец почувствует его взгляд.

— Эй, ты чего? — окликнул отставшего незнакомца один из приятелей.

— Здесь кто-то был недавно. Снег с веток упал.

— Птицы стряхнули. Или белка. Шагу-то прибавь, Уанаи ждать не любит.

Заскрипел снег под ногами. Челивис решил глянуть в спину уходящим разбойникам — да-да, разбойникам! В «Посохе чародея» кто-то рассказывал ему про атаманшу Уанаи.

Выждав, чтобы лесные молодцы отошли подальше, Челивис выбрался из укрытия.

— Ну, спасибо вам обеим, — полушутя, полувсерьез сказал он скале и ели. — Выручили!..

Может, еще бы что сказал, чтобы шуткою прогнать остатки страха. Но фраза замерла на губах: луч света упал на серую скалу — и высветил врезанный глубоко в камень рисунок. Явно очень старый, выщербленный ветрами.

Круглая морда, кисточки на ушах, пасть растянута в оскале…

Рысь улыбалась.

* * *

— Надо было сразу отправиться в деревню, порасспросить в «Жареном петухе». Раз сын гиены сюда не заезжал, значит, ночевал или в Топорах, или в крепости. Больше негде.

— Ты, Кхасти, парень смышленый, а вот опыта ловчего у тебя нет. Заночевать можно и на охотничьей заимке. А то и в лесу у костра. Если чуешь погоню, тут уж не до тварей.

— Так он, должно быть, думает, что далеко от нас ушел!

— Не считай его дурнем, приятель. Он два года таскает меня за собой, как лиса — репейник на хвосте. Тебя со мной еще не было, когда мне дал заказ почтенный Явишер Фиолетовое Крыло!

— Хозяин, я давно спросить хочу… За два года ты столько потратил денег, гоняясь за этим прохвостом, что и задаток ушел, и остальное, что от Явишера получишь, расходов не покроет. Выходит, ты работаешь себе в убыток?

— На этот раз — так. Но погоню не брошу. Кроме денег, есть еще честь ловчего и доброе имя… Эй, хозяюшка, еще плесни винца — и мы уже собираемся! Но до чего у тебя лепешки с козьим сыром хороши!

— Оставайтесь ночевать — на ужин еще напеку! — польщенно отозвалась хозяйка.

— Ужинать и ночевать будем в крепости, — развел руками Хашарнес, — хотя вряд ли нас там так вкусно накормят.

И вдруг скривился, закусил губу, вскинул руку к левому боку.

— У господина что-то болит? — преисполнилась сочувствием Дагерта.

— Да, хозяюшка, старая рана покоя не дает. И сам ведь виноват, дурак. Забыл взять в дорогу горшочек с растиранием.

Кхасти отвернулся, пряча ухмылку. Этот разговор повторялся везде, где они останавливались поесть или переночевать. Люди отвечали ловчему охотнее, если расспрашивать их не прямо.

Хозяйка всплеснула руками:

— Досада-то какая! У нас на днях как раз гостил бродячий торговец всякими снадобьями. Вдруг бы у него нашлось растирание…

Кхасти не повернул головы к хозяйке, но ухмылка исчезла с его лица.

А Хашарнес хмыкнул:

— Торговец снадобьями, да? Уж не такой ли неопрятный старикашка с берестяным коробом?.. Кхасти, как звали мошенника, у которого я купил соленую воду вместо растирания?

— Шустрый из Отребья, — поддержал Кхасти хозяйскую выдумку.

Хозяйка возмутилась так, словно это ее обвинили в жульничестве:

— И вовсе не старик, ему и тридцати нет, наверное. И не из Отребья, Барикай Сиреневый Куст… вот Семейство не помню… Ой, да вы же его в крепости увидите, его туда лекарем взяли, на жалованье!

* * *

Лекарь, о котором рассказывала Дагерта, в этот самый миг стоял грудь в грудь перед дюжим наемником Вьягиром и бесстрашно смотрел в его побагровевшее от гнева лицо.

— Уйди, Вьягир, по-хорошему! Не пришлось бы мне твои сломанные кости лечить!

— А ну, посторонись, припарка ходячая! Не то сперва тебя покалечу, а потом уже этому гаду его змеиный язык вырву.

— Пусти его, Барикай, пусти, — послышался из-за спины лекаря слабый, но полный злости голос Ланата. — Пускай потешится! Я же с одной рукой. Да еще ребра поломаны!