Небеса с молотка. В погоне за ближним космосом - Эшли Вэнс

class="p1">Всю свою мальчишескую энергию братья Бек сосредоточили на домашней мастерской и принялись строить там всё, что взбредет на ум. Мастерская с оливково-зелеными воротами изначально представляла собой отцовский гараж и склад материалов для скульптур и коллекции минералов Расселла. С годами, однако, подрастающие сыновья его оттуда выжили, вынудив парковаться во дворе, а склад перенести в подвал, завезли в бывший гараж токарные и фрезерные станки, сварочное и прочее оборудование и в итоге преобразили его в роскошную мастерскую, скорее напоминающую научно-исследовательскую и производственно-испытательную лабораторию.

Если родители покупали новую стереосистему, кто-то из братьев непременно умыкал ее из гостиной в мастерскую, и они втроем, сорвав заводские пломбы, разбирали ее до винтика, постигая конструкцию и принцип работы устройства. Расселл же, вместо того чтобы поднимать шум по поводу причинения потенциально непоправимого ущерба своей новой и дорогой аудиотехнике, частенько присоединялся к сыновьям со словами: «А и впрямь ведь интересно, что там внутри, так что вперед, ребята!» Он стремился всячески побуждать их к экспериментам, чтобы вырастить из сыновей «тружеников-созидателей». «Я считаю, что кратчайший путь к постижению чего бы то ни было лежит через страстное желание что-либо сделать, но к этому должны прилагаться еще и способность это сделать, и требуемая для этого техническая оснастка», – говорил он[79].

Расселл сначала обучал сыновей технике работы с различными инструментами, а затем призывал использовать их не по назначению и нестандартным образом для решения конкретных задач. «У нас никогда никто не стоял над душой и не нудил: „Осторожнее! Так нельзя!“ – или наоборот: „Делай вот так, а теперь вот так“, – сказал Питер. – Мы просто брали электродрель и использовали ее как считали нужным, хотя и замечали краем глаза, что папа за нами приглядывает; но он никогда не вмешивался, кроме тех случаев, когда было абсолютно ясно, что мы себя изувечим, если нас не остановить. В наши дни это всё выглядит чуть ли не как у хиппи: вот вам, детки, всё что нужно, и играйте тут себе во что захотите. У нас, вероятно, было совсем иное детство, чем у подавляющего большинства».

Будучи подростками, братья увлеклись капитальной перетряской легковых автомобилей и посвящали этому всё свое свободное время. Сначала двое старших покупали по дешевке какую-нибудь убитую в хлам тачку и доставляли ее в мастерскую на тюнинг. Они снимали всю навеску, разбирали ходовую часть и оставляли голый скелет шасси, а затем всё собирали заново и по-своему. При этом на выходе им не нужны были просто перебранные до восстановления работоспособности авто, – им нужны были машины, способные явить отменные скоростные качества в гонках стритрейсеров в ближайшие выходные. После заездов прошедшую тюнинг машину у них отрывали с руками и ногами, а на выручку братья могли себе позволить приобрести очередную рухлядь и комплектующие для следующего цикла ремонтно-восстановительных и тюнинговых работ. «Никто не купил бы абы какую тачку, – сказал Питер. – Мы строили свои машины сами: купил рухлядь, восстановил, раскочегарил – вот чем мы занимались».

Одним из первых его самостоятельных проектов стала затея с постройкой сверхлегкого горного велосипеда на алюминиевой раме. Горные велосипеды в ту пору были писком моды, но, по мнению четырнадцатилетнего Питера, никому почему-то в голову не приходило построить сверхлегкий и сверхпрочный маунтинбайк из чистого алюминия. «Мне хотелось сделать Ferrari, а не просто какой-там обычный велик», – сказал он. Об этом своем плане он объявил семье, на что отец его отреагировал кратким мудрым предостережением: «Очень сложный проект. Ты всё-таки убедись, что сумеешь довести его до конца, прежде чем за него браться…»

Сказано это было на полном серьезе. В семье Беков не принято было ни бросаться словами, ни оставлять начинания незавершенными. Питер всё понял правильно, еще раз оценил свои силы – и с превеликим удовольствием принялся за претворение своей нетривиальной затеи в жизнь.

За неимением денег на алюминий все требующиеся для постройки опытного образца своего супербайка запасы этого металла Питер насобирал по окрестным свалкам и пунктам сбора металлолома. В школьных мастерских он навострился вытачивать рулевые колонки и ваять всякие прочие штуки, необходимые для управления великом. Иногда ему везло настолько, что он находил на свалках старые велосипеды с алюминиевыми рамами, и тогда он рубил их на части, чтобы переплавить и отлить в новые детали своего чисто алюминиевого проекта. Технология переплавки, правда, включала весьма рискованные этапы плавления алюминиевого лома в домашней духовке с последующим охлаждением отлитых из расплава деталей в холодильнике на семейной кухне и возвратом свежеиспеченных деталей в мастерскую. «Так и бегал туда-сюда то со смрадной горячей отливкой, то с застывшей чушкой, а потом еще и простукивал все эти отливки молотком на предмет проверки годности», – рассказывал он.

После многих трудов Бек получил ровно то, чего хотел, – бесподобный велосипед небывалой ультрасовременной конструкции: единственная алюминиевая труба вместо рамы, несущая на себе всё и переходящая в седельную стойку над задним колесом будто в знак неповиновения законам физики. Задним числом он счел тот ранний опыт весьма показательным по части наглядного представления о работе его мысли: сразу посягать на неимоверно амбициозную и, казалось бы, недостижимую конечную цель, а не двигаться к ней шаг за шагом методом проб и ошибок через серию относительно скромных конструкций. «Ездил он фантастически, – вспоминает Питер. – Я с ним на первую полосу газеты попал: пацану удалось-таки изобрести велосипед и прочая чушь. Дело-то в другом: мне просто не хотелось делать промежуточные шаги. Я не хотел строить или модифицировать обычный велосипед. Я просто хотел сразу построить то, что замыслил. Если бы, скажем, меня позвали на школьную научную ярмарку, то я бы туда заявился не с пробирками и мензурками, а с огнеметом. Так что это было характерное для меня поведение».

В пятнадцать лет Питер занял у родителей триста долларов и купил себе лично Morris Minor[80]. До дома он на этом ржавом корыте едва доехал, опасаясь снимать ноги с педалей, чтобы не переломать их об асфальт, который мелькал прямо под огромной дырой в гнилом днище. После этого он полгода дневал и ночевал в мастерской, занимаясь реконструкцией авто по принципу тотального апгрейда в ущерб школьным домашним заданиям и успеваемости. Родители, впрочем, Бека за это особо не распекали, а лишь, слегка ворча, дразнили его бобром-механиком. «Я сразу после школы забуривался в свой цех, – сказал Питер. – Мама мне приносила туда горячий ужин и ставила на верстак, где он благополучно и остывал. Через какое-то время я, проголодавшись, на него натыкался и съедал. И она мне ни