Резистент - Милена Оливсон

Кажется, я нашла то, что искала.

Врачи всегда приходят в одно и то же время. В палате нет часов, но я и так знаю, что здесь все по расписанию. Дверь открывается. Ужин. Я голодна, но не ем. Я наготове.

Появляется врач. Это та, которая решила, что я преувеличиваю. Она подходит ближе, бросает быстрый взгляд на мое лицо.

– Выглядишь здоровой, – хмыкает она.

– И что, укола не будет? – интересуюсь я.

– Это последний. Завтра будешь терпеть.

Я вспоминаю все, чему училась на тренировках, о чем говорили тренер и Адам. Нужно уметь выждать момент. Нужно контролировать ситуацию каждым органом чувств. Женщина опускает глаза, чтобы открыть ампулу… Опускает в горлышко ампулы иглу, и шприц медленно наполняется жидкостью… Сейчас.

Я двигаюсь быстрее, чем могла себе представить. Табуретка – грозное оружие, если вложить в удар всю силу, которая еще осталась. Медичка валится с ног, шприц откатывается к стене. Перепрыгиваю ее тело и хватаю шприц, тут же вонзаю его ей в бедро. Она вопит.

– Не преувеличивай, – выплевываю я, забираясь на врача сверху. Возможно, в палате есть камеры. А может, и нет, – ведь никто не заметил, как я, отмывая тарелку, «случайно» разбила ее и спрятала обе половинки под матрасом.

– Карту, – требую я, вытаскивая один из осколков. Угроза превращает медичку в испуганную овечку:

– В нагрудном кармане, – визжит она, зажмуривая глаза. Как будто это ее спасло бы. Я вытаскиваю ключ-карту, поднимаюсь на ноги. Адреналин пока позволяет игнорировать боль.

– Не подниматься, – приказываю я. Скоро она уснет от укола и тогда точно мне не помешает. Но до того времени здесь, наверное, появится сотня охранников. Меня не убьют. Максимум – еще раз в ногу выстрелят.

Открываю дверь и несусь по коридору так быстро, как позволяет рана. Кажется, кожа под повязкой лопается от напряжения, легкие разрывают грудную клетку изнутри. Но я заставляю себя идти. Медлить нельзя; только не сейчас. Открываю картой каждую дверь по пути и заглядываю внутрь. Везде пусто. Наверное, в этих палатах держали Иванну и остальных, но теперь они свободны, лаборатория почти пуста. Если я узнаю, что Адам погиб, то не допущу никакого обмена, и никто в эти стены не вернется.

И вот за третьей дверью я нахожу его.

Адам лежит на кровати, глаза закрыты, от руки тянется трубка капельницы. Грудь медленно поднимается и опускается в такт спокойному дыханию. Адам жив. Я бросаюсь к нему и трясу за плечи, хотя и понимаю, что он без сознания.

– Адам! Адам, очнись!

Я хочу услышать, что он в порядке. Услышать от него. Мне даже кажется, что я вижу, как его глаза шевелятся под опущенными веками. Но он не просыпается. Я продумала свои действия ровно до этого момента. Если окажется, что он умер, думала я, плевать на все, пусть со мной делают, что хотят. Бороться станет не за что. Просто откажусь менять себя на Агату и приму любую участь, которая мне суждена. Но Адам жив, а это значит, что обмен все-таки состоится, когда он поправится. И это значит, что мой план имеет смысл. Я сделаю так, чтобы Адам освободился.

Почему для меня это так важно? Причин много. У меня было достаточно времени в палате-одиночке, чтобы сто раз обдумать их. Причина первая: раз я сама в безвыходном положении, нужно помочь тому, у кого еще есть шанс. Причина вторая: Адам здесь, хотя сбежал на моих глазах. Значит, он вернулся. Зачем? Чтобы помочь мне, конечно. Чертов герой, он ведь всегда таким был. Это теперь кажется очевидным. И если он здесь из-за меня, значит, мне его и спасать. И причина третья, самая весомая в данный момент: я хочу, чтобы Адам был счастлив и свободен. Не из-за чувства вины или отчаяния. Не потому, что нужно вернуть долг. Просто он стал важен для меня, как я важна для него. Не знаю точно, в какой момент я это поняла, но эта мысль не вызывала удивления, от нее сердце не билось чаще, а кровь не приливала к щекам, как у влюбленных дурочек из книг. Я просто поняла это, вот и все.

Из коридора уже доносится топот, так что я вглядываюсь в лицо Адама, пытаясь запечатлеть в памяти его черты. Может, я вижу его в последний раз. Он выглядит умиротворенным и спокойным, как будто просто дремлет, а не отключен наркотиками.

Кто-то врывается в палату, хватает меня за руки, поднимает в воздух, оттаскивает прочь. Для приличия размахиваю ногами, отбиваюсь, но быстро стихаю. Я узнала, что хотела, теперь делайте со мной что угодно! Резкий укол – и я отключаюсь.

В какой момент все пошло под откос? Когда я успела превратить свою жизнь в кошмар? Когда решила сбежать, когда согласилась помочь Агате, когда приехала сюда или вообще когда родилась Резистентом?

Иногда кажется, что всего этого могло бы не быть, не соверши я одну-единственную ошибку. Какую именно? Я возвращаюсь к разным моментам своей жизни, пытаясь понять, что и когда сделала не так. И каждый раз все сводится к одному: все неправильные решения принадлежали не мне. Их сделали за меня. Решение приехать в ЦИР – не мое. Меня заставили. А вот решение спасти Адама принадлежит мне и только мне. И я верю, что это правильно.

– Вероника!

Опять не знаю, сколько времени прошло. Может, я выпала из реальности на пару дней. Я часто моргаю, пытаясь сфокусироваться, но могу различить лишь размытые силуэты. Чье-то лицо то принимает ясные очертания, то снова расплывается, пока я не оставляю тщетных попыток рассмотреть его. В этом нет нужды: голос принадлежит Берневу. Не видеть его лица, хищного носа, холодных глаз – так даже лучше.

– Ты совсем дура? – спрашивает он как-то грустно. Да, пожалуй, так и есть. Я полная дура. Меня саму это расстраивает.

– Зачем ты это сделала?

– Хотела убедиться, что Адам жив, – честно говорю я. Какой же сиплый у меня голос – будто курила без остановки пару дней.

– Убедилась? Он пошел на поправку. Скоро вы оба отправитесь восвояси.

– Дождаться не могу.

– Я тоже.

Я оцениваю свое состояние. Ничего не болит, только гудит в голове после наркотического сна. Четкость зрения потихоньку возвращается. Я действительно могла бы отправиться за Стену, я выдержала бы путь. Но не стану.

– Как будет происходить обмен?

– Как только Агата будет здесь, вы оба уйдете. Все просто.

– Как-то нечестно выходит, – я приподнимаюсь на локтях, – а если вы нас потом не отпустите?

– Ты предлагаешь просто выпустить вас первыми? Тогда у меня гарантий не будет. Твои друзья тоже по правилам не играют.

– Я предлагаю другой вариант, он подойдет всем. Сначала уйдет Адам. Он возьмет лекарства и другие вещи из списка коммуны. Как только он будет на месте, живой и здоровый, Агата придет сюда. И только тогда вы отпустите меня.

– Не боишься, что я тебя никуда не выпущу?

– Нет, не боюсь. От меня здесь слишком много проблем.

Бернев усмехается: