Седьмая жена Есенина. Повесть и рассказы - Сергей Кузнечихин

До остановки она бежала, но не согрелась. И в теплом автобусе не чувствовала тепла. И дома знобило. Вспомнила, что водка, взятая для Феликса, осталась в ее сумочке. Достала холодную бутылку. Выдержка в подъезде водке пошла на пользу. В первый визит к лауреату в той же сумочке лежал коньяк. Переживала, глупенькая, боялась, что неправильно поймут. Напрасно мучилась – поняли как захотели. Налила полстакана и выпила, но опьянения не дождалась. Быстренько, почти без правки записала стихотворение. Сама не поняла, как получилось; ну ладно бы выплеснула о пытке прозябания в подъезде, или уж в пику еще не отпустившей боли сочинилось бы что-нибудь об июльском зное, в котором любовный пот заливает ее грудь, с откровенностью, которая привела бы Поэта в бешенство; так нет же, нарисовалась грустная картинка осеннего пляжа, наверное, та, над которой долгие годы мучается бедняга Феликс. Стихотворение получилось очень милое, с тонко подмеченными деталями, выплывшими непонятно откуда, но радости не было. Налила еще полстакана и заплакала. Застилая диван, с удивлением обнаружила, что ее шатает.

Когда услышала, как открывается дверь, отвернулась к стене и притворилась спящей, уверенная, что он увидит бутылку на кухонном столе и останется там. Но он, не раздеваясь, прошел в комнату и сдернул с нее одеяло.

– Отстань, ничтожество.

– Это кто здесь ничтожество? Бегаю по всему городу, ищу ее как последний идиот…

– Ты не идиот, ты последняя мразь и холуй.

– Что ты сказала? А ну, повтори!

Он схватил ее за рубаху и потянул с кровати. Она ударила его по руке и встала перед ним.

– Не дергай, грыжу наживешь. Я сказала: мразь и холуй!

– И пьяная к тому же. С кем нажралась, сучка? – завизжал он. – С кем? Сознавайся? – И ударил ее по лицу.

Несильно ударил, но боль казалась нестерпимой. На какие-то секунды у нее перехватило дыхание. Она хватала воздух ртом, силилась крикнуть, но голоса не было. Потом ее начало трясти. Вцепившись обеими руками в его плечи, сжимала их, стараясь погасить свою вибрацию, а когда восстановилось дыхание, прошептала:

– Слушай, ты, гений, если еще раз посмеешь тронуть, пеняй на себя. – И оттолкнула его к двери.

Не глядя в его сторону, подняла сброшенное на пол одеяло, старательно расправила простыню и легла, повторяя про себя: «Спать, спать, спать…» И уснула.

Острое желание уехать, возникшее ночью, к утру не исчезло, но притупилось. В квартире никого не было. Допив водку, Поэт ушел на поиски собутыльника, в этом она не сомневалась. Оставалось тупо ждать продолжения скандала. Может быть, и последнего.

Он заявился в библиотеку перед обедом, относительно трезвый. Стоял перед ней, держа на ладони блестящие ключи, и радостно бормотал:

– Первая собственная квартира. Тридцать шесть лет ждал. Общаги, казармы, чужие углы…

Качнулся в ее сторону. Растрогалась, приобняла.

Оказалось, что с утра он заглянул в редакцию «молодежки», там и настигла его радостная весть. Сердобольные машинистки отпоили крепким чаем, многоопытный заместитель редактора дал мускатного ореха, зажевать запах, и велел водителю отвезти, хотел для солидности съездить с ним, но дела не позволили, вместо себя отправил двух женщин, прикрыть бедолагу, если вдруг возникнет критическая ситуация. Прятаться за их спинами при получении ключей Поэту не пришлось, но он смекнул, что прикрытие может еще понадобиться, и прикатил к ней со свитой. Не выяснять же отношения при посторонних. Таким счастливым и радостным она его еще не видела. И действительно, столько лет ждать – книги, ключей, признания… Портить праздник не поворачивался язык. На той же машине поехали смотреть хоромы.

Он стоял посреди небрежно оштукатуренной комнаты как ребенок, попавший в сказочный дворец. В присутствии редакционных дам она была провозглашена хозяйкой этого дворца. После первого тоста прозвучал очень милый экспромт в ее честь. Дамы восторженно захлопали. И она даже поверила, что все у них образуется.

Официальное новоселье с приглашением почетных гостей отодвинули на неделю. Но «непочетные» ждать не желали. К тому же и обещанные столы, кровать, стулья везли из разных мест и в разные дни. Все надо было обмыть. Обмывания требовали опохмелки. Опохмелки заканчивались очередными желающими посмотреть квартиру.

За день до новоселья, отмечать которое не было уже ни малейшего желания, она поехала с работы в новую квартиру, чтобы вымыть полы. Он обещал ждать ее там и под ее руководством заняться снабжением – гостей надо было чем-то кормить.

Если честно, она даже обрадовалась, что не застала его в квартире. Окрепла иезуитская надежда отменить новоселье, не по своей воле или капризу. Да и не капризничала она, держалась послушно и терпеливо, даже сама удивлялась. Сразу же принялась за работу. Старание, с которым мыла пол и вытирала пыль с так называемой мебели, держалось больше на мстительности, чем на желании угодить. Управилась быстро и села ждать. Чай пришлось заваривать в банке. Две кастрюли, горбатая сковородка и пяток тарелок – как готовить? Гости станут раздеваться – пальто не на что повесить. Обжигая пальцы о горячую банку, налила стакан чая. Скользнула взглядом по стене, увидела под окном вздувшуюся штукатурку и поймала себя на том, что в мыслях полностью отсутствуют соображения об устройстве уюта в квартире, которая должна стать семейным гнездом. Испугаться бы этого или хотя бы удивиться – ни того ни другого – вялая равнодушная ухмылка.

Ждала, чтобы не дождаться, но на время все-таки поглядывала. Когда в дверь позвонили, шла открывать, уверенная, что приперся кто-нибудь из дружков. Поэт, даже трезвый, извещал о своем приходе долгим нажатием на кнопку. Распахнула дверь, готовая выпроводить нежелаемого посетителя. На площадке виновато топтался лауреат.

– Мимо проходил, решил предупредить, что гений твой уснул. Ты не переживай, дом там семейный, вполне приличный, к утру проспится и придет.

– Я так и думала.

– Ничего такого не думай, все будет нормально. А я прогуляться решил. Я тут поблизости обитаю. Ты же была у нас. Квантеру-то можно посмотреть?

– Конечно, только смотреть особо не на что.

– Не скажи. Свой угол для нашего брата, это очень важно. Может, и чаем угостишь?

– Даже с печеньем, догадалась купить по дороге с работы, – не хотела ябедничать, но сорвалось. – Потребовал, чтобы новоселье устраивала, а сам в загул.

– Какое вам новоселье. Вам обживаться надо, а не шоблу эту поить. Думаешь, они подарков натащат? Гнилая публика.

– Гонорары получил, и началось.

– Знаю. Заходил к нам долг вернуть. Меня-то дома не было, с однополчанином юные годы вспоминали. Каждый раз, как сойдемся…

Новость совсем по-другому высветила замерзание в подъезде, лишив Поэта последних оправданий, теперь она знала, что при первой же ссоре не сдержится и напомнит, и выскажет, не стесняясь обобщений. Но лауреату этого лучше не знать.