Коммунизм своими руками. Образ аграрных коммун в Советской России - Доминик Дюран

Завтрак:

100 г масла

100 г сыра

Какао или чай на выбор

Обед:

Горячее блюдо с мясом и овощами

Суп

Компот или чай на выбор

Ужин:

Мясное блюдо

Суп или молочные продукты

Чай или кипяченое молоко на выбор

Хлеб дается без ограничений, черный или белый — по вкусу, но его потребление имеет тенденцию к сокращению (600 г в день).[340]

Коммуна «Кудрово-2» под Ленинградом обеспечивает отличное питание своим жителям, гарантируя ежедневные 3 200 калорий.[341] Питаются три раза вдень, размеры порции — по желанию, 300 г белого хлеба к день, черный хлеб без ограничений. Молоко распределяется здесь, согласно брошюре, следующим образом: 2 стакана на 1 человека зимой, ii — весной, 4 — летом. Кухня «содержится в полной чистоте», на кухне — чугунная посуда. У каждого коммунара есть глубокая тарелка, ложка и стакан, хотя ножи и вилки практически не используются.[342]

Таким образом, можно было бы сделать вывод, что коммуны преуспели в коллективизации питания во всех сферах: количество, качество, разнообразие фруктов и овощей, чистота кухонь и столовых. Их взгляд на вещи, судя по публикациям, весьма практичен: чем лучше люди питаются, тем.лучше они будут работать.

В рамках пропагандистского дискурса эта картина выглядит логично. В 1927 году, возможно, она вызывает вопросы и подозрения у читателя, но еще не приводит его к мысли, что все написанное в таком источнике — намеренная фальсификация. Через несколько лет даже в плодородных областях государственная политика приведет к голоду в самых крайних его проявлениях и поставит большую часть сельского населения на грань жизни и смерти. Рассказы о размерах порции по желанию и ста граммах масла на завтрак могли бы показаться откровенным издевательством; между тем, скажем, Роберт Уэссон ссылается на целый ряд аналогичных источников, где речь идет о продуктовом изобилии конца 1920-х.[343] Вполне ожидаемо, что хозяйства (в частности, производившие мясо, молоко и масло) использовали все имевшиеся возможности, чтобы обеспечить высокое внутреннее потребление собственной продукции. До определенного времени это оставалось возможным.

Однако в источниках не чисто пропагандистского характера есть некоторые свидетельства того, что на деле картина не такая радужная и имеется разница между официальной раскладкой и реальным рационом. Так, в описании образцовой коммуны «Пролетарская Воля», сделанном комиссией Госплана (в отличие от описания 1924 года, где в качестве автора указан основатель коммуны А. Бибиков), отмечается, что, хотя в правилах 1929 года и определены дневные нормы питания взрослого коммунара — например, 200 г мяса, 200 г молока, 51 г сахара и жиры в количестве 50 г — тем не менее эти нормы не соблюдаются, то есть мясо, жиры и сахар «иногда не отпускаются». В рационе коммунаров преобладает хлеб и картофель. А «только при отпуске всего установленного рациона питание коммуны будет стоять выше питания крестьянского населения».[344]

Потребление продуктов питания в 4 коммунах, из расчета на одного человека в год, в кг

(данные по А. Биценко, 1923)

Одежда и обувь при организации описываемых коммун были предметом острой нужды, что отражается во всех имеющихся очерках: большинство коммунаров ходят в лохмотьях, таких ветхих, что некоторые обходят деревню стороной, чтобы не стать объектом насмешек крестьян. Иногда дети оказываются вынуждены играть на улице по очереди — из-за того, что на всех не хватает зимней обуви. В брошюрах признают, что коммунары жалуются на эти трудности быта, но все деньги, особенно в первые годы, уходят на покупку сельскохозяйственного оборудования, посевного материала и скота.

В большинстве коммун носят свою собственную одежду и личное белье. Белья и одежды так мало и они в таком плохом состоянии, что трудно представить, как все это можно было бы обобществить. Впрочем, малое количество ресурса само по себе не препятствует обобществлению. В двух коммунах из шестнадцати одежда и белье все-таки обобществлены и распределяются централизованно: в одной — через совет коммуны, а в другой — через специальную комиссию. Последняя вникает в самые мелкие подробности того, что касается этого распределения: количество, качество, рост, срок годности ношения, потребность каждого по роду его занятий в одежде и обуви. Она дает заказы совету коммуны, который по мере возможности их удовлетворяет.[345]

Свои подводные камни есть и у сохранения личных вещей в пользовании коммунаров, и у их обобществления. Так, например, корреспондент «Коллективиста» Мартовицкий пишет о системе распределения и потребления в образцовой северокавказской коммуне «Коммунистический Маяк», на рассказы о жизни которой мы еще неоднократно будем ссылаться. Сначала, по уставу, предметы личного потребления не обобществлялись, и на этой почве впервые началась рознь между коммунарами. Тогда «было решено собрать у всех излишки, сложить в общий сундук и снабжать по потребности. При образовании общего сундука, среди коммунаров были вызваны массовые возмущения и недовольство. Многие стали небрежно относиться к вещам, так что потребовались большие затраты. Это еще больше увеличивало раздоры. Не знаю, чем кончился бы общий сундук, если бы не помогла нам в этом деле банда, которая ликвидировала не только наши сундуки, но и все то, что ей пришлось по вкусу».[346] Дальше была найдена оптимальная, на взгляд автора, форма: всем стали выделять определенную сумму на предметы потребления.

Две коммуны сообщают о метраже купленной в 1922 году ткани: 2840 кв. м ситца на 200 человек и 73,13 кв. м — на 35 человек, то есть 24 косынки для женщин.[347] Об этом сообщают с гордостью, ведь чаще всего либо у коммуны не было средств, либо — по крайней мере в образцовых коммунах, на то они и образцовые — их не решались потратить на потребление; да и мануфактуру не так просто было достать. Во времена нэпа с его относительным, хотя и не повсеместным, благополучием работящий крестьянин может купить себе и мануфактуру, и сапоги. А если он в коммуне? Самые эффективные работники покидают коммуну, потому что видят, что участие в ней не приносит благополучной и сытой жизни. Корреспондент «Коллективиста» из одной украинской коммуны возмущается позицией коммунарок буквально в таких выражениях: «А что делают женщины? Они приходят в совет и бесцеремонно требуют денег на галоши и платочки».[348]