Подкидыши для майора - Регина Янтарная

– Ты придешь?

– Конечно! – заученно отвечаю. Но в душе уже знаю, что мы больше никогда не встретимся.

Выхожу за дверь. Сил нет идти, ноги подкашиваются. Падаю в кресло, роняю голову на колени.

– Я попрошу тебя никогда… Слышишь, никогда не приближаться к моему сыну.

Возле меня вырастает ненавистный силуэт Софы.

– Ты лишена прав! –шиплю бессильно. – Сама собственноручно сдала малыша в детский дом!

– Это было давно! Сейчас я другая. Не тебе меня судить. По поводу прав – я уже подала документы на восстановление меня в статусе матери.

– Ваня уже взрослый мальчик, скажи ему правду, как бросила его как ненужную куклу.

– Иди скажи! Отними у него радость. Пусть тебя ненавидит лютой ненавистью. А то что ни слово, то у него Полина. Полина то, Полина это…

– Стерва! Пошла ты. – С трудом поднимаюсь, шатаюсь как пьяная. Тычу пальцем в красивое холеное лицо:

– Если обидишь Ваньку, я тебя…

Надменная улыбка пересекает лицо чужой женщины. Женщины, отнявшей мою надежду.

Бреду по этажам, ищу туалет.

Ополаскиваю лицо ледяной водой, становится чуть легче. Но спазмы по-прежнему сотрясают тело.

Дрожащими неуверенными руками открываю дверь в палату Клима. Осторожно вхожу, стараюсь не шуметь.

Нерешительно замираю у кровати.

Хочу броситься к Климу, обнять его, расцеловать, но трубки, бинты и его бледное лицо останавливают.

Не знаю, как долго простояла, разглядывая мелкие морщины вокруг любимых глаз, пока мой взгляд бродил по чужому лицу, ставшему мне родным всего за две недели.

И тут я подскакиваю, когда майор, не открывая глаз, обращается ко мне:

– Ромашка, кокос, дорогой парфюм… Полина…Прошу тебя уйди.

– Уйти? – переспрашиваю, думаю, что ослышалась.

– Уйди!

– Климушка, ты устал? Хорошо, я позже зайду.

Не хочу понимать, что он говорит мне.

– Совсем уйди из моей жизни. Ты меня предала. – Клим протягивает руку, нажимает на кнопку.

В комнату тут же вбегает медсестра-цербер.

– Я устал от посетителей, – цедит майор.

– Пожалуйста, покиньте палату! – меня грубо выталкивают.

– Это просто плохой сон, – бормочу себе под нос, направляясь на выход. – Плохой сон, носящий имя Софа.

До меня только сейчас доходит, что она отняла у меня всё! Всех, кого я любила.

Но мы даже не поговорили, Клим не дал мне рассказать, как всё было на самом деле. Софа похоже оболгала меня…

Но ведь он ей поверил?

Виталина

Неделя проходит как во сне. Я по-прежнему на Полинкином месте, только не понимаю уже зачем?

Хотела обменяться с сестрой, но она настояла на неделе запланированного обмена.

Зачем ей?

Может, хочет побыть с отцом?

Или желает вкусить новой жизни, не связанной с формой и погонями? Похоже, ей пришлось по вкусу теплое местечко! Желает командовать людьми, заниматься проектами.

Я обожаю свою настоящую работу. Когда видишь эффективный результат своей деятельности – довольные лица хорошо оплачиваемых сотрудников, уютные комфортные офисы, то сердце радуется. Безумно хочу вернуться на свое место. Соскучилась! Думаю, работа бы меня сейчас сильно выручила.

Хочу забыться, не думать о том, что произошло.

Но, увы, и ах!

Сижу за рабочим Полинкиным столом, перебираю бумажки, раскладываю протоколы допросов по папкам. Вместо секретаря, которого внезапно отпустили в отпуск! Надо же Полинку не отпустили, а секретарю подмахнули заявление.

Звонок мобильного вырывает из грустной действительности. Незнакомый номер. Отвечаю:

– Слушаю.

– Виталина Игоревна?

– Да, – воровато оглядываюсь, рыщу озабоченным взглядом по напряженным лицам оперативников. Как на зло все в сборе! Сидят, притаились в ожидании. Темного раскручивают. Он скоро расколется. Тогда сможем повязать главаря, накрыть все явочные квартиры, перевалочные пункты, где содержат ворованных детей. Наших подкидышей.

– Вас беспокоят из опеки.

Сердце бешено колотится. Неужели так быстро приняли решение?

– Вам отказано, – резкий отказ обрушивает на меня весь мир.

– Почему? – шепчу я.

– У Ивана Баженова нашлись настоящие родители.

– Но его мать лишена родительских прав! – кричу я, перестав соображать, где нахожусь.

– При чем здесь мать? У Вани нашелся родной отец!

Нажимаю отбой. Бросаю пустой взгляд на комнату. Медленно выползаю из кабинета, в котором резко стало нечем дышать.

По стеночке пробираюсь к женскому туалету. Подхожу к зеркалу, изучаю себя. На мне чужая одежда. У меня чужое лицо – темные круги от бессонницы пролегли под глазами. Карие глаза потухшие, больше не светятся. Шоколадные волосы, собранные в тугой низкий хвост, не блестят.

Трясущимися руками открываю до упора вентиль с холодной водой, умываю лицо, пытаясь привести себя в чувства.

Значит, Софа знала от кого ребенок! Поставила его в известность.

Правильно рассудила, она – мать-кукушка, сдавшая пацана в дом малютки. Замучается судиться с государством, доказывая, что за десять лет всё осознала, поумнела.

А неведающий о ребенке отец, которого обманули, украв у него малыша, – это беспроигрышный вариант! Ему тут же отдадут ребенка.

Больше нет сил плакать.

В конце концов, ребенок по праву крови принадлежит им.

В дверь барабанят:

– Андреева, срочно выходи!

Бегу к дверям. Вылетаю пулей наружу. Лицо Василевского сосредоточено на моем понуром.

– На выезд!

Бегу в комнату, одеваюсь. Едем на конспиративную квартиру, где переодеваемся в гражданку.

Меня рядят в чужие поношенные дешевые шмотки .

Заставляют надеть мощный бронежилет под огромный худи.

Непривычно! Тяжелый. Блин.

Василевский, Петров, Жигалов наряжаются в слесарей. Светло-серые комбинезоны с надписью: УК ЖК №2

Подмечаю, что парни на бандюг похожи больше, чем на слесарей.

А Жигалов со своим модным хвостиком больше канает на переодетого жигало из женских романов.

– Что это? – тычу в оранжевую надпись на груди Петрова.

– Управляющая компания, Жилой комплекс №2, – отвечает Иван, и смотрит на меня так выразительно. Меня аж током прошибает.