Мои Великие старики - Феликс Медведев

– Корольков находится в более опасном положении, потому что взялся за структуры гораздо менее интеллигентные, чем «Альфа».

– Вы в нашей журналистике чуть ли не со времен Адама. Вопрос: журналистика при Брежневе и сейчас?

– Огромная разница. Нынче существует неисчислимое количество изданий – для кого хочешь: для гомосексуалистов, для банкиров, для политиков. И писать можно, что хочешь. Это прекрасно. Беда в том, что журналисты не смогли переварить свободу, обрушившуюся на них, и используют ее во вред обществу. А, в конце концов, и во вред самим себе. Теперь журналистов можно купить, их можно заставить говорить гадости, вываливать компроматы, они работают на рейтинг. Поток вранья, слухов, сплетен, пошлятины всякой захлестывает нас.

В те времена цензура была всесильна. Но, как бы ни было трудно, меня никто не мог заставить написать неправду. Да, меня могли заставить не сказать правду, то, что я написал, могли не напечатать, но никто не мог сказать мне: напиши вот так.

Пример. Однажды пригласил меня Андропов и попросил написать рецензию (ругательную, конечно) на «Архипелаг ГУЛАГ». Подвал[17]в «Правду». Хорошо, – сказал я, – но при одном условии: три четверти статьи я посвящу критике Сталина и ГУЛАГа, а одну четверть – критике Солженицына. – «Это я сам не могу решить, – ответил Ю. В. – Позвоню через пару дней». Позвонил. «Наоборот, – говорит. – Одну четверть крой Сталина, а три четверти – Солженицына». На том разговор и закончился.

Пытались сопротивляться, как видите.

– По-видимому, за эти попытки сопротивления вас и попросили из ЦК?

– Там другое дело. Я дал довольно жесткую характеристику Брежневу и его окружению. Она попала на стол начальству. Со мной вполне прилично поступили – перевели работать политическим обозревателем «Известий». Как ни странно, с повышением в зарплате. Вместо 450 стал получать 500. Да и сама работа была интереснее, живее. Так что нет худа без добра.

– Вы хорошо знали цековские кадры, кремлевскую кухню? Кто был там самым порядочным человеком?

– В аппарате было много порядочных людей. На самом же верху сама «порядочность» приобретает какие-то иные грани, какие-то допуски, что ли. Я бы выделил Андропова, Пономарева, Громыко – в смысле порядочности. Трудно согласиться со многим, что делал Андропов в качестве шефа КГБ. Но он не был циником, «охранял» социализм по убеждению. Охранял то, во что верил. По сравнению с теми, кого я знал, он был более начитан, более умен, более интеллигентен.

– Вы были его человеком?

– Я вообще ничей человек. Но если вы хотите видеть меня чьим-то человеком, я, конечно, человек Андропова. Точнее: я бывший человек бывшего Андропова.

– Скажите, а психушки на его совести?

– Многое на его совести. А психушки были и до него. Но были и при нем. Случай из жизни. Брата Роя Медведева – Жореса – в один «прекрасный» день посадили в психушку. Ко мне обратились с просьбой помочь, и я пошел к Брежневу. Он меня принял. На столе у него стоял телефон с громкой связью. «Нажимает» Андропова и говорит: «Юра, что там у тебя с этим Медведевым?» А я сижу, слушаю. Андропов: «Да это мои… перестарались. Но я уже дал команду, чтобы выпустили». Брежнев: «Ну и хорошо, а то тут шумят все». Шума стали бояться. Значит, приближались новые времена. Все относительно. Что «лучше» – Колыма или Горький[18]? Высылка за границу или в Сибирь? Андропов предпочитал более «мягкие», «спокойные» варианты.

Кстати, именно Андропов стал потихоньку выпускать евреев. За что его ругали на Политбюро.

Но с другой стороны, пресловутое Пятое управление, возглавляемое Бобковым. Для работы среди интеллигенции. Говорят, придумал Андропов. В целом же считаю, что из всех возможных тогда зол Андропов был наименьшим. Был бы на его месте другой «охранитель» – было бы хуже.

– А как вы считаете, сегодня психушки могут повториться?

– По-моему, нет. Точка возврата пройдена. Если, конечно, не будет варианта «Пиночета». Впрочем, тогда и психушки не понадобятся. Приходит генерал, окружают, скажем, «Известия», всех журналистов на стадион, в Лужники, и привет…

– Генерал Лебедь?

– Генеральская фауна не исчерпывается пернатыми. И потом Лебедь пока предпочитает конституционные пути.

– Вопрос к политическому обозревателю Александру Бовину: кого вы видите президентом России в 2000 году?

– Я бы предпочел сорокалетнего. Но боюсь, что Россия еще не будет готова к такому выбору. Из кандидатов постарше я бы голосовал за Лужкова. Живой, умный, деловой человек. А если говорить в более широком плане, я убежден, что только люди, которым сейчас столько лет, сколько Кириенко, вытащат Россию из того болота, в которое мы себя сами загнали. Они, а не Ельцин, не Черномырдин и не люди их круга. И не Лебедь.

– Скажите, кто готовит по утрам кофе послам России? В частности послу в Израиле?

– Послу положен личный повар. Но, скажем, я был единственным послом, который отказался от личного повара. У меня жена хорошо готовит, да и я сам тоже. И нам как-то неловко, когда посторонний человек постоянно крутится в доме. Завтрак я готовил себе сам. Обеды и ужины – дело жены. И два раза в неделю приезжала жена шофера – помочь по хозяйству. Так и жили. А когда прием – всегда можно найти повара.

– Самое важное решение, которое вы приняли за шесть лет работы послом?

– Оборудовать в подвале посольства сауну и спортзал.

– Вы принимали участие в истории с запретом на въезд Иосифа Кобзона в Израиль?

– Принимал, конечно. Его взяли в аэропорту и посадили в кутузку. Утром, когда я как раз пил собственноручный кофе, мне звонят, так и так – Кобзон задержан. С женой. Я позвонил советнику-посланнику и попросил его поехать в аэропорт, зайти самому в кутузку и не выходить оттуда, пока не выпустят Кобзона. Потом позвонил Эдуарду Кузнецову – главному редактору газеты «Вести», моему приятелю, у которого огромные связи в Тель-Авиве. Попросил задействовать свои каналы. А потом уже позвонил в канцелярию президента. Через пару часов Кобзона выпустили. Власти просто хамили, выслуживались перед Америкой, которая незадолго перед этим не впустила Кобзона.

– Вы, наверное, встречались со всеми, кто приезжал из России?

– Практически со всеми. Ведь приезжали, как правило, умные, интересные люди. Собирались у меня на вилле и толковали «за жизнь». Нонна Мордюкова отдыхала на травке. Черномырдин ел пельмени. Егор Яковлев нырял в бассейн. Горбачев угощался соленым арбузом. Ребят из «Современника» кормил здоровым осетром, выращенным в одном из кибуцев. Миша Козаков прекрасно читал Бродского. И далее в том же духе.