Белые лилии - Саманта Кристи

она не хотела, чтобы кто-то еще из друзей, кроме меня, был рядом с ней, когда конец будет уже близок. Она знала, как это будет. Она не хотела, чтобы все запомнили ее такой, какой она была в последние дни. Она хотела видеть здесь только свою семью. Мне повезло, что она считает меня ее частью.

Мы с Гриффином делаем перерыв: мы оба истощены от нехватки сна. Ни один из нас не хочет оставлять Эрин дольше, чем на пару минут: мы оба знаем, что можем пропустить последние минуты ее жизни. Эрин дала четкие указания. Когда придет время, она хочет, чтобы рядом с ней были только Гриффин и я. Мы оставляем Эрин с ее сестрами и Шерри, а остальные занимаются приготовлениями к тому, что неизбежно скоро произойдет. Мы открываем бутылку любимого вина Эрин на заднем крыльце их дома. Здесь холодно. И мокро. Но для Эрин это место спокойствия, место утешения, место, куда она приходила каждый вечер, рассказывала истории из своего детства и делилась мечтами о будущем. О будущем Эрона. Мы поднимаем тост за нее. Я делаю один глоток вина в знак уважения к своей подруге и тут же смеюсь оттого, что происходит.

В животе у меня щекочет от непрерывного легкого порхания. Горошинка выражает протест против алкоголя, начав икать. Я улыбаюсь, чувствуя быстрые легкие толчки. Он часто икает, и пока мне это больше всего нравится в беременности.

Гриффин смотрит на меня так, словно я потеряла рассудок. Он не понимает, как я могу смеяться в такой момент. Но неожиданно, по какой-то странной причине, я счастлива. Я чувствую внутри себя жизнь. В другой комнате жизнь прямо сейчас ускользает, но в то же самое время Эрон растет большим и сильным, каждый день напоминая мне о ценности жизни.

– Эрон икает, – объясняю я Гриффину, глядя на свой живот. Я сижу на садовых качелях и прикрываю глаза, наслаждаясь этим моментом.

Я чувствую, как качели перекашиваются под весом Гриффина, когда он садится рядом со мной.

– Можно мне? – шепотом спрашивает он.

Я киваю, глаза у меня все еще закрыты, когда я беру его руку и кладу ее на свой живот под курткой. Минуту мы сидим так в тишине.

Я точно знаю, когда он почувствовал шевеление, потому что он замирает. Не открывая глаз, я позволяю ему просто насладиться первым разом, когда он почувствовал, как шевелится его сын.

– Невероятно, – шепчет он снова и снова. Его рука замерла у меня на животе. Я понимаю, что он боится пошевелиться, чтобы не спугнуть этот момент.

Но икота прекращается, а Шерри выглядывает из-за двери и произносит слова, которых мы так боялись весь прошлый месяц:

– Пора.

Мы оба издаем стон боли в темноту ночи. Потом берем себя в руки и делаем то, что должны сделать. Мы идем попрощаться с женщиной, которая единолично изменила наши жизни.

Мы проходим мимо родных Эрин, которые тихонько плачут на кухне. Я стараюсь не смотреть в их сторону. Я хочу быть сильной в эти последние минуты. Я понимаю, что Эрин, скорее всего, меня не услышит. Она даже не увидит меня, но мне все равно нужно быть сильной ради нее. Погоревать я смогу и позже. Когда она уйдет. А сейчас я должна быть с ней. Ради Гриффина.

Когда мы заходим в комнату Эрин, я поражена тем, что вижу. Глаза Эрин открыты. Они такие же ясные и голубые, как раньше. Она следит за тем, как мы подходим к ее постели. Я подхожу с одной стороны, Гриффин – с другой. Я читала об этом. Я читала, что у некоторых смертельно больных людей бывает последняя минута, которую они проводят в сознании – перед тем как умрут.

Тело Эрин расслаблено, и я сразу же замечаю, что рука у нее не скрючена. Ее волосы наконец снова того же прекрасного светлого оттенка, который я так люблю. На ее лице написано умиротворение, несмотря на темные круги под глазами, небольшие морщины и щеки, впавшие из-за того, что она почти ничего не ела. Она дышит очень медленно, и время, кажется, замирает между ее журчащими вдохами. Она ничего не говорит, но все и так ясно по ее глазам. Я киваю Гриффину. Он должен с ней попрощаться.

– Милая, я здесь. И Скайлар тоже. – Голос у него дрожит. – Боже, я так тебя люблю. Ты принесла в мою жизнь столько радости. Я никогда не смогу объяснить, как много ты для меня значишь. Когда у меня не было семьи, ты приняла меня и сделала частью своей. Ты верила в меня, когда больше никто в меня не верил. Даже сейчас, когда я думал, что уже никогда не смогу простить своего отца, тебе удалось нас примирить.

Следующие слова даются ему очень тяжело, но он понимает, что она должна их услышать, поэтому с усилием продолжает:

– Ты сделала все, что должна была. Дальше мы справимся сами. Спасибо тебе, милая. Спасибо за то, что была моей женой.

Он наклоняется и целует ее в губы. Потом сквозь слезы кивает мне.

Я делаю глубокий вдох и молюсь, чтобы уменя хватило сил не разрыдаться.

– Эрин Пирс, ты лучшая подруга, которая у меня когда-либо была. Даже если я обойду весь мир, я все равно больше не найду лучшей подруги, чем ты. Ты видишь в людях хорошее. Ты закрываешь глаза на то, на что другие не могут. За то короткое время, пока мы были знакомы, ты изменила мою жизнь, и я уже никогда не буду прежней. Рай станет лучше, когда в нем окажешься ты. Жизнь Эрона будет лучше, потому что ты станешь его ангелом-хранителем. Я стану лучше, потому что познакомилась с тобой. Тебе больше не о чем волноваться. Можешь на нас положиться. Я люблю тебя, Эрин. Спасибо за то, что была моей лучшей подругой.

Не знаю, услышала ли она нас. Возможно, эти слова больше нужны нам, чем ей. Мы продолжаем говорить, что любим ее. Мы говорим, что теперь она может уйти, что мы будем в порядке, что у Эрона все будет хорошо. Но ее глаза бегают между нами, словно она еще не закончила с нами. Словно она еще не готова нас отпустить. Ее взгляд падает на наши руки. Мы оба держим Эрин за руку. Ее взгляд задерживается на наших руках, словно она хочет заставить свои безжизненные руки пошевелиться. Затем Гриффин свободной рукой берет за руку меня. Наши руки соединились над грудью Эрин, образовав круг – мы все втроем