Прежде чем мы стали чужими - Рене Карлино

– От чего именно тебе было неловко? – спросил я, откидываясь в кресле.

– Ну… Так… Знаешь… Я не знаю.

– Ну-ка рассказывай, – велел я со строгой гримасой. Мне страшно нравилось, как она мямлит и теряется в словах. Она явно до сих пор завидовала Грейс.

– Ну вот то, как ты водрузил ее на пьедестал и говорил о ней, как будто это она ушла от тебя.

Я наклонился вперед:

– Ты что-то недоговариваешь – ты делаешь вот эту штуку бровями, как всегда, когда врешь.

– Какую штуку бровями?

– Ты дергаешь бровью как ненормальная. Не знаю, как тебе это удается, наверно, это такой странный тик.

Непроизвольно она прижала бровь рукой.

– Ничего такого, о чем бы ты не знал. И вообще, нам с тобой тогда было страшно некогда.

– Да о чем ты говоришь?

Взгляд Элизабет метался из угла в угол, словно бы ища выход. Наконец она опустила его на кончики своих дорогущих туфель.

– Грейс однажды звонила тебе, просила сказать… Что… Ну просто…

Я поднялся с места.

– Что ты сейчас сказала? – я не осознавал, что кричу во весь голос, пока в комнате не воцарилась полная тишина. Наши коллеги выглядывали из своих кабинок и смотрели на нас.

– Шшшш, тише, Мэтт, – Элизабет наклонилась ко мне. – Дай объяснить. Это было в Южной Африке. – Она скрестила руки на груди и понизила голос: – Мы с тобой уже спали вместе. Не знаю, чего ей было надо.

Я судорожно пытался в уме определить промежуток времени. Это должно было быть примерно года через два после того, как мы с Грейс виделись в последний раз. Уже после того, как она исчезла.

– Что она говорила? – медленно спросил я.

– Не помню. Это было так давно. Она была где-то в Европе, или что-то в этом роде. Хотела поговорить с тобой, узнать, как дела. Она оставила адрес.

Все мои нервы были на пределе.

– И что ты сделала, Элизабет?

– Ничего.

Она вела себя как-то странно. Как будто не говорила всей правды.

– Скажи мне, что ты сделала?

Она моргнула.

– Я написала ей письмо.

– Ты не…

– Мэтт, я так тебя любила. Я написала ей, но по-хорошему. Что она была частью твоего прошлого, но ты оставил это позади и что я желаю ей всего самого лучшего.

Мои глаза горели от гнева.

– А еще что ты сделала? Ради всего святого, Элизабет, я готов прибить тебя прямо здесь, а я не склонен к насилию, и ты это знаешь.

Она заплакала.

– Я так тебя любила, – повторила она.

Я стоял в полном оцепенении. Я всегда думал, что Грейс убежала. Она не оставила мне ничего – ни адреса, ни телефона. Я был просто убит и всегда считал, что это она меня бросила.

– Если ты так меня любила, то почему не дала мне шанса выбрать самому?

Сзади подошел Брэд и обнял Элизабет за плечи.

– Что у вас тут происходит? Что ты ей наговорил? Она беременна – что ты творишь?

Я был в ярости:

– Убирайтесь. Оба.

Элизабет кинулась в обьятия Брэда и заплакала у него на груди. Злобно взглянув на меня, Брэд увел ее, осуждающе качая головой, словно это именно я сделал тут что-то ужасное.

С тех пор как я встретил Грейс в метро, я постоянно прокручивал в голове то, что было с нами пятнадцать лет назад. Наш последний, совершенно нормальный разговор, всего за шесть недель до того, как я должен был вернуться домой, в ее объятия, в нашу прекрасную жизнь, которую мы создали себе за тот райский год.

После работы я забрал проявленную пленку. Была пятница, и у меня не было занятия лучше, чем отправиться домой в свою пустую квартиру и переваривать там известие, что много лет назад Грейс пыталась найти меня. Я сел на диван возле выходящего на улицу окна от пола до потолка.

Возле меня на прикроватном столике стояла маленькая лампа. У меня на коленях была пачка проявленных снимков. Первые три были смазаны, но четвертый застал меня врасплох. На нем мы с Грейс, в пижамах, стояли на фоне потока транспортных огней. Наши лица были слегка не в фокусе, но было видно, что мы смотрим друг другу в глаза. Тем вечером мы ходили ужинать в Бруклин.

Все остальные фото были с Грейс – в холле, в парке, спящей в моей кровати, танцующей в моей комнате. Везде только она, пойманная в цвете.

Я выложил все снимки на кофейном столике и долго смотрел на них, оживляя воспоминания о ней. Сказал ли я ей, что люблю ее? Знал ли, что люблю ее? Что с нами случилось?

Было половина девятого, а я целый день ничего не ел. Меня мутило от гадкого поступка Элизабет. Теперь все приобретало новый смысл – то, почему Грейс была такой напряженной при этом звонке. Она уже пыталась найти меня раньше.

Я схватил компьютер и запустил поиск по телефонному номеру. Он выдал мне имя – Г. Портер на Западном Бродвее. Она была замужем? Хотя я и сам был женат, эта новость неприятно поразила меня. Я погуглил «Грейс Портер музыкант Нью-Йорк» и нашел ссылку на школу, где она преподает музыку. Я кликнул еще на несколько ссылок и обнаружил, что там сегодня вечером в спортзале проходит специальное представление для старших классов, и оно началось час назад.

Я выскочил за дверь, даже не глянув в зеркало. Не должно все закончиться одним нелепым телефонным звонком.

Добравшись до школы, я побежал по лестнице в спортзал, прыгая через две ступеньки. На бегу я услышал звук аплодисментов, но все же надеялся, что не совсем опоздал. В дверях никто не стоял, я вошел в зал и встал позади, скользя глазами по толпе в поисках Грейс, но увидел только четыре стула, расставленные в дальнем от меня конце зала, – три были заняты, один пуст. На небольшой подиум, устроенный сбоку от неполного квартета, поднялся человек, и шум в зале стих.

– Миссис Портер хочет показать всем вам что-то особенное. – Я все же успел как раз вовремя, если не считать опоздания в пятнадцать лет. – Это большая удача и редкое зрелище, так что готовьте руки для аплодисментов ее талантливому квартету.

К подиуму вышла Грейс, и у меня захватило дыхание. Все, что я так любил в ней тогда, никуда не исчезло – и ее манеры, и то, как она не думала о своей красоте, и волосы, светлые и длинные, спадающие на плечи, и губы, розовые и пухлые, не тронутые помадой. Даже с такого расстояния я разглядел ее потрясающие зеленые глаза. Она с ног до головы была в черном – брюки и свитер с высоким горлом, и на этом фоне ее кожа и волосы казались ослепительными.

Она постучала по микрофону и улыбнулась, когда звук отразился от стен. «Извините». И этот ее смешок. Господи, как же мне его не хватало.

– Спасибо, что вы пришли сюда сегодня. Я, как правило, не играю вместе с учениками, но сегодня мы хотим поделиться с вами чем-то особенным. Наши первая и вторая скрипки, Лидия и Кара, и наш первый альт, Келси, в следующие выходные будут играть с Нью-Йоркским филармоническим оркестром.