Монгол - Тейлор Колдуэлл

Он смотрел на своих оборванных и обедневших людей и видел, что их осталось совсем мало. Перед его взором виднелись бедные юрты, небольшое количество скота, коней, коз, овец и верблюдов. И вдруг ему стало страшно. Однако люди не смогли ничего прочитать на его свирепом, суровом, неподвижном лице и в сверкающих глазах. Темуджина ярко освещали солнечные лучи, он твердо держал в руках копье, восседал на коне как вождь, его окружали верные слуги. На луке седла лежало его величайшее сокровище — накидка из спинок черных соболей. Это было подношение Тогрул-хану.

«Что я могу сделать из этих нищих и голодных людей? — думал он. — Смогу ли вывести их из ужасной нищеты и стать сильным правителем? Я собирался стать Ханом Ханов. Что мне для этого нужно? Достаточно ли для выполнения этой цели оружия, храбрости, ненависти, неутолимого желания власти? Смогут ли слабые сердцем последовать за мной? По силам ли мне сделать покорителей Вселенной из этих голодных кочевников?»

Он обратился к Джамухе, и его глаза были невинно синими, как у ребенка:

— У моего народа должно быть достаточно пастбищ для скота и пространства для охоты, и мои люди хотят жить в мире.

Шепе Нойону он говорил:

— Если человек не любит рисковать, он не может считаться живым. Пусть мой народ очнется от спячки и оживет.

Касару он говорил совершенно иное:

— Мой народ любит меня, а я люблю свой народ. Они простые люди, а такие люди обычно мудрые и хорошие. Я желаю им служить.

Субодаю Темуджин сказал:

— Я должен сделать мой народ сильным, потому что выживают сильные люди. Но они должны стать для других хорошими соседями и оставаться щедрыми и добрыми.

С Кюреленом было проще:

— Мы должны выжить, — заявил он ему.

С собой он оставался честным:

— Превыше всего — я!

Для каждого из своих людей он был отражением их собственной мечты. Он был для них тем человеком, каким они желали бы видеть самих себя. Он им казался сильным, непобедимым и величественным. Ему удалось обмануть даже Джамуху. Впрочем, тот и сам изо всех сил пытался ему поверить. Однако он не мог обмануть Кюрелена или Кокчу. Кюрелен надеялся на лучшее, а Кокчу желал отражать свет его власти.

Темуджин отправился в путь в мрачном настроении. Кюрелен предложил кое-что из накопленных им сокровищ передать Тогрул-хану, но племянник отказался.

— Нет. Если ты предлагаешь множество сокровищ, то возникает подозрение, что дела у тебя обстоят неважно.

Он старался, чтобы никто не догадался о том, как его волнует то, останется ли ему верным собственный народ. Темуджин понимал, как всех ужаснуло убийство Бектора. Грубый и невежественный народ отличал добро и зло! Если бы Темуджин сражался с Бектором в открытой и честной борьбе, и она закончилась бы смертью брата, тогда всем все было понятно, и ни у кого не возникло бы никаких сомнений. Но все вышло иначе, и люди все еще никак не могли прийти в себя после известия о братоубийстве.

Темуджин убеждал себя, что у него не было иного выхода, а в закоулках разума появилась странная мысль, что ужас открывает путь к власти, и этому также помогают совершенные убийства. Для открытой битвы с Бектором потребовалось бы время. Кроме того, Темуджин совсем не был уверен, что ему удалось бы победить в сражении, поскольку Бектор был гораздо сильнее его. Позже к Темуджину придет слава самого храброго и безрассудного человека, но, по правде сказать, это было не так. Он считал, что покорители людей должны выглядеть сильными и смелыми. Храбрость правителя прекрасно действует на народ, но если он умеет хорошо говорить и силой слов может воздействовать на людей, этого часто бывает вполне достаточно.

Путь Темуджина лежал к могущественному Тогрул-хану. О нем говорили, что у него есть сорок шатров из золотой парчи, которые стоят на заливных лугах неподалеку от Великой Китайской стены. У караитов многие города также были окружены стенами, и дома там были построены из глины. Караиты были частью тюркского народа и отличались тем, что были опытными и удачливыми торговцами, а самые богатые из них жили в роскоши в городах. Немолодой уже Тогрул-хан был приятен в обращении, имел гладкое улыбающееся лицо и тихий вежливый голос. Он легко приспосабливал свои верования к меняющимся обстоятельствам: когда было выгодно, он исповедовал ислам и поклонялся Мухаммеду, а временами почитал христианство. Его подданные по большей части были обращены в христианство Святыми Андреем и Фомой, и по мере того как Тогрул-хан старел, он также все более склонялся к этой религии. Он был великим лгуном и циником, смело прибегал к обману и не чуждался предательства. Он заботился только о себе и не чурался убийств, однако всегда умел хорошо подобранным христианским высказыванием оправдать любое чудовищное деяние. Но вместе с тем за счет своего обхождения он всегда мог рассчитывать на верность и помощь побратимов — множества бедных вождей, подобных Есугею. Тогрул-хан часто нарушал свои обещания, но простодушные и доверчивые вожди никогда его в этом ле винили. Он столь искренне извинялся, и его оправдания звучали так правдоподобно, что люди всегда верили его словам. Им стоило только заглянуть в его честные, широко раскрытые глаза, открыто смотревшие со старого серьезного лица, прислушаться к мягкому тихому голосу, как обиженные ханом оставались его побратимами, что давало ему все, а им — ничего!

— Ты можешь быть честным смелым человеком и героем, перед которым исчезают все препятствия, — как-то цинично заявил он сыну. — Но любовь и верность других людей — чепуха. Главное, говорить людям приятные вещи и ни с кем не спорить, всем мило улыбаться и давать обещания, которые не собираешься выполнять. Пусть твои глаза с любовью глядят на всех твоих «друзей», даже если ты их ненавидишь… Я могу тебе сказать, что люди обладают душой собаки, они станут за тобой покорно следовать и с радостью умрут за тебя. Ловкий язык ничего не стоит, но он может обогатить его владельца. Существует другой, более сложный путь добиться подчинения, — продолжал Тогрул-хан, — это путь страха и ужаса. Но он забирает столько сил! Я предпочитаю более легкий путь.

О Тогрул-хане ходили легенды в Европе, где называли его Престер Иоанн. Христиане часто приезжали в его города и пользовались гостеприимством хана. Он всегда щедро одарял посетителей и поражал их своей роскошью. Им никогда в голову не приходило, как их презирал этот хитрый и ловкий старик. Он считал их варварами из западных земель. Иногда, когда в его владениях оказывались богатые купцы, желавшие проложить новые караванные пути от восточных сокровищ до жаждущих покупателей запада, стоило Престеру Иоанну шепнуть об этом своим людям, как весть доносилась до самых дальних караитских городов, а купцы уже никогда не возвращались на родную землю, скелеты их выбеливало жгучее солнце пустыни, а привезенные сокровища каким-то образом оказывались в сундуках Иоанна.

Темуджин знал о Тогрул-хане только из рассказов отца, который, подобно остальным мелким степным вождям, его обожал.

Хотя отец всегда говорил о Тогрул-хане с уважением, Темуджин давно научился не верить словам и отправился к названому брату Есугея с открытыми и зоркими глазами и с непредвзятым мнением. Джамуха был очень оживлен, что случалось с ним нечасто, говорил, что Тогрул-хан обладал репутацией честного и доброго принца, преданного своим последователям и заботящегося об их процветании, и вопреки слухам, не похотлив и не стремился к власти, будучи весьма образованным, предпочитал мир и покой. Одна из его жен была дочерью великого Персидского шаха, чудесно играла на лютне, знала множество рассказов и легенд и умела рисовать. Хан ее обожал и, говорят, многому у нее научился. Джамуха заранее предвкушал приятные разговоры и интересные беседы на разные темы.