Пифагор - Игорь Суриков

Так, знаменитый афинский законодатель Солон, дабы побудить сограждан отвоевать у соседних Мегар стратегически важный остров Саламин, притворился сумасшедшим и, выйдя на агору, продекламировал слушателям написанные им воинственные стихи[115]. Младший современник Солона — тиран

Писистрат, — чтобы прийти к власти, будто бы сам себя изранил, а потом заявил в народном собрании, что на него напали политические противники и что он теперь нуждается в защите. Народ поверил и дал Писистрату отряд телохранителей, а тот с помощью этих воинов захватил Акрополь и встал во главе государства. Правда, вскоре он был свергнут и изгнан, но через несколько лет сумел вернуться — и опять же при помощи хитроумной выдумки: въехал в город и проследовал на Акрополь, стоя на колеснице в сопровождении высокой и статной девицы, изображавшей собой богиню Афину[116]. Афиняне, пораженные красочным зрелищем, не возражали против нового установления его тирании…

Примеры такого рода (а они относятся именно к VI веку до н. э., к эпохе жизни Пифагора) можно было множить и множить. И подобные уловки отнюдь не являлись «монополией» политических деятелей; к ним активно прибегали и те, кто подвизался на стезе духовной культуры. Мы уже видели: кто-то подделывал древние изречения оракулов, кто-то объявлял себя гипербореем и якобы летал на стреле, кто-то «умирал» и вновь «воскресал»… Один бросался в кратер вулкана, другой приписывал себе способность обходиться без пищи, третий рассказывал о своем многолетнем сне в пещере и т. д. Воистину, это было «столетье безумно и мудро», как сказал Радищев о русском XVIII веке.

Как всегда в таких случаях, появлялись скептики, но значительно больше было энтузиастов. С одной стороны, философ Гераклит называл Пифагора «предводителем мошенников» (Гераклит, фр. В 81 Diels — Kranz). Но от желчного Гераклита — этого «плачущего философа» — кому только не доставалось! Даже о таких авторитетах, как Гомер и Гесиод, он отзывался едва ли не бранными словами. Его суждения могли и не производить сильного впечатления: дескать, мизантроп — он и есть мизантроп, от него заведомо ни о ком ничего хорошего не услышишь.

А вот — в противовес мнению скептика — мнение жившего в те же времена энтузиаста. Другой философ, Эмпедокл, писал о Пифагоре:

Тут имеются в виду именно пророческие способности нашего героя. В целом, нужно отметить, что Пифагор был в полном смысле слова «плотью от плоти» своей эпохи, человеком, в максимальной степени, ярко и полно отразившим в своей личности и деятельности ее ключевые черты. И поэтому среди всех архаических эллинских пророков он достиг наибольшего успеха, оставил самый заметный «след в веках». Кто, кроме специалистов, помнит сейчас об Ономакрите или Эпимениде, Аристее или Абарисе — да даже и об Эмпедокле? Вопрос риторический. А имя Пифагора знакомо, наверное, каждому.

Итак, Пифагор во главе кружка. Или союза, или братства, или школы… Можно назвать как угодно — суть от этого не изменится. Ясно, во всяком случае, что он был основателем и бессменным лидером некоего объединения людей. Причем объединения, возникшего явно не для того, чтобы предаваться абстрактному изучению каких-либо теоретических наук, вроде математики или даже философии (если понимать последнюю в современном смысле — как некую кабинетную дисциплину). Нет, члены пифагорейского сообщества сплотились вокруг своего учителя с целью чисто практической — желая достичь благой жизни как в этом мире, так и в загробном. Данной задаче всецело служил принятый в кружке пифагорейцев строгий устав, включавший, в частности, такое требование, как полный отказ от частной собственности, установление между членами кружка общности имущества.

«Он (Пифагор. — И. С.) первый, по словам Тимея, сказал: "У друзей всё общее" и "Дружба есть равенство". И впрямь, его ученики сносили всё свое добро воедино. Пять лет они проводили в молчании, только внимая речам Пифагора, но не видя его, пока не проходили испытания; и лишь затем они допускались в его жилище и к его лицезрению» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 10).

О системе суровых испытаний, принятых для «новичков», вступающих в Пифагорово братство, мы еще поговорим, поскольку в других источниках об этом есть более детальные сведения. А пока отметим принятый в кружке принцип равенства — несколько даже «коммунистический», как бы теперь сказали. Во всяком случае, общность имущества для нас однозначно ассоциируется с коммунизмом. А у пифагорейцев этот принцип проводился весьма последовательно. Никто из них не должен был иметь вообще ничего своего! Общими считались даже предметы личного пользования, например посуда для приема пищи.

Греки, кстати говоря, любили процарапывать надписи на глиняной посуде. Особенно распространены были так называемые «владельческие» надписи. Например, на донце тарелки или килика (чаши для питья) хозяин наносил слова: «Я принадлежу такому-то». Имеется в виду сам сосуд, который говорит как бы «от первого лица». Известен даже один такой «автограф», принадлежащий самому Фидию — великому скульптору и другу Перикла. При раскопках его мастерской в Олимпии (Фидий руководил там созданием знаменитой статуи Зевса) найден фрагмент небольшого сосуда с надписью на донце снаружи: «Я принадлежу Фидию»[117].

Так вот, если вдруг в руки ученых каким-нибудь образом (в результате археологических раскопок и т. п.) попадает сосуд, принадлежавший в древности кому-либо из пифагорейцев, это сразу видно из того, что «владельческая надпись» имеет на нем особенный вид: «Я принадлежу такому-то и являюсь общим для друзей». Оговорим сразу, что в греческом оригинале эта фраза является отнюдь не такой громоздкой, как в русском переводе, а, напротив, весьма изящной: ΤΟΥ ΔΕΙΝΟΣ EIMI KAITΣΝ ΦIΛΩΝ KOINH EIMI. Увы, далеко не всегда можно адекватно передать фразеологию одного языка средствами другого.