Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

что он смотрит на нее как на женщину, сравнивая с прежним ребенком, и окончательно покраснела густым румянцем. Ее злила всегда эта привычка мужчин осматривать женщин самым бессовестным образом.

Маторин был среднего роста, носил усы и по наружности ничего особенного не представлял. Он и одевался всегда, как другие. Знавшие его понаслышке всегда при знакомстве удивлялись этой ординарности. Человек как человек, – такие субъекты точно живут на железнодорожных вокзалах, в пароходных каютах первого класса, в отдельных кабинетах дорогих кабаков, в театральных ложах на первых представлениях и на скамье подсудимых. Только когда Маторин улыбался, у него являлось в лице что-то особенное – решительное и тонкое, причем глаза делались светлее, а тонкие ноздри раздувались. Что касается возраста, то его, как говорят из вежливости, не было. Такие люди сохраняются долго в одном положении, а потом сразу отпускают бороду и превращаются в представительных старцев.

Пожимая руку Ирочки, Маторин сразу понял, что девушка сердится, и принял это на свой счет.

– Может быть, я помешал? – проговорил он своим мягким, низким голосом, переставая улыбаться.

– Нет, нисколько. Я сидела так…

Это уж было из рук вон! Особенно мило вышло: так. Ирочка ответила быстро, как отвечают классным дамам девочки-новички, и даже не узнала собственного голоса. Обычной самоуверенности не было и в помине. Маторин, кажется, понял ее смущение и так просто говорил о погоде, о красоте моря, о поэзии южной природы, точно продолжал недоконченный вчера разговор. Эти банальные темы у него выходили как-то особенно мило, как будто он сообщал самую интересную последнюю новость и радовался, что первый может ее сообщить.

В ответ на это Ирочка вдруг почувствовала себя и легко и как-то особенно хорошо, точно она ждала Маторина, как ищут дорогого человека на свидание. Она ответила ему в тон и с легкой иронией передала подробности своего путешествия в Крым, куда приехала неизвестно зачем.

– Мне опротивела заграница, – рассказывала она, рассчитано делая вульгарный оборот. – Мне в последнее время начало казаться, что я везде встречаю самое себя, скучающую, ненужную, равнодушную даже к самой себе. Все модные курорты набиты битком именно такими женщинами, которые считают своим долгом показать всем, как им весело и как все их интересует. «Ах, Везувий!.. Ах, Сикстинская Мадонна!.. Ах, Женевское озеро!..»

– Вы, кажется, последнее лето проводили в Павловске?

– Да… И представьте, что почувствовала себя дома. Это совершенно особенное чувство.

– В Крыму вы едва ли будете его испытывать. Мне лично Крым не нравится. Что-то такое есть шумное, крикливое и ненужное. Вы испытывали прелесть одиночества?

– О, даже очень, с самого раннего детства…

Последнее признание вырвалось у нее так искренно, что Маторин чуть заметно улыбнулся одними глазами.

Дальше они болтали о разных пустяках, как старые знакомые, и Маторин несколько раз очень удачно сострил. Ирочка смотрела на него добрыми глазами и, когда Маторин начал прощаться, чуть не удержала его.

Бывают странные встречи. Вернувшись домой, Ирочка продолжала испытывать безотчетно-приятное настроение. Про себя она несколько раз повторила встречу с Маториным и точно слышала его удивительный голос, ласковый и в то же время властный. В каждой ничтожной фразе, в каждом слове она старалась подыскать какой-то таинственный смысл. Ирочка чувствовала, что он посмотрел на нее совсем другими глазами, чем те мужчины, которые обращали на нее внимание. В сущности, она не могла пожаловаться на равнодушие, за ней ухаживали, но она оставалась глуха и не верила ни одному из них, потому что она считала себя дурнушкой и объясняла это внимание другими причинами: одни считали ее очень богатой, другие надеялись через нее попасть в заколдованный круг настоящих дельцов. Ее сердце еще не билось в ответ. А теперь… Нет, она старалась не думать дальше ни о чем.

– Ира, ты встретила Маторина? – спросил Паутов, не дождавшись от дочери разговора о встрече.

– Да, встретила.

– Гм… Ну, как он… то есть спрашивал обо мне?

– И не думал.

– Вы о чем-то говорили… Не подумай, что я слежу за тобой, а простая случайность.

– Болтали разные пустяки, папа.

– Гм… Это что-то не похоже на Маторина.

– И мне тоже кажется. Он мне представлялся раньше совершенно другим человеком.

Паутов только пожал плечами.

Из этого мимолетного разговора с дочерью Паутов понял только одно, именно – что его звезда закатилась. Он не желал обманывать себя, как делают безнадежно-больные люди. Да, все кончено, и впереди оставалась приличная бедность. Прикинув в уме ликвидацию своих дел, он насчитал в будущем не более десяти-двенадцати тысяч годового дохода. Разве можно существовать порядочному человеку на такие деньги? Одна дочь стоила ему почти такую сумму. Все, конечно, зависело от Маторина, но он не хотел больше его знать, а это равнялось гражданской смерти, Паутову пришли на память примеры его погибших при тех же условиях предшественников. История повторялась по одному и тому же шаблону. И начиналась всегда одинаково: Маторин сразу забывал свою жертву, как забывают покойника, и этого было достаточно. О, как отлично знал такие моменты Паутов в качестве очевидца, а сейчас должен был применять свою опытность к собственной особе.

Когда Маторин неожиданно пришел сам на виллу Елены Васильевны, – этот акт внимания не изменил ни на волос положения дел. Паутов понял, что он пришел к Ирочке, и держал себя с гостем довольно сухо.

– Ну, как дела? – равнодушно спросил Маторин тоном человека, думающего совершенно о другом.

– Ничего, Евгений Федорыч, – ответил Паутов, избегая «ты». – Отдыхать приехал.

– Да… Очень хорошо… Нам пора и отдохнуть. Пусть другие поработают. Не правда ли?

– Не знаю, как вы, а я еще не думаю подавать в отставку. Вот отдохну и за работу.

Они разговаривали как чужие… Скучающее выражение на лице Маторина прошло только с появлением Ирочки. Она, как и следует благовоспитанной девице, вышла к гостю в сопровождении Елены Васильевны. Паутов почувствовал себя в положении того свидетеля, которого вызвали в суд по ошибке. Присутствие Маторина действовало на дам возбуждающим образом. Даже Елена Васильевна сочла своим долгом нарушить свое обычное молчание и занимала гостя с величием королевы в изгнании. Маторин рассказывал, вероятно, что-нибудь остроумное, потому что дамы улыбались, а глаза Ирочки вспыхивали веселым огоньком.

– Так мы едем в горы? – спрашивал Маторин.

– Непременно, – соглашалась Ирочка. – Только с проводником, а иначе картина будет неполная.

«Да, все кончено…» – думал Паутов.

IX

Маторин находил случай встречаться с Ирочкой каждый день. Для такого большого человека это выходило даже смешно, напоминая первые опыты какого-нибудь начинающего кадетика. Маторину больше всего нравилось смущение, которое охватывало Ирочку каждый раз, когда они встречались. Те