Возвращение на Арвиндж - Александр Гергель

После короткой весенней непогоды, когда горы покрыты облаками и даже в долине до полудня держится утренний туман, резко начинается лето. В небе ни облачка, дождей не будет до ноября. Через пару недель зеленые склоны гор выгорают, превращаются в бурые, однообразные кручи. Пшеница на полях быстро поспевает. Крестьяне спешат собрать урожай, потом заливают поля водой, открывая специальные запруды на многочисленных арыках, по новой засевают поля, чтобы к осени получить второй урожай. Пока есть погода, вертушки прилетают в Крепость практически каждый день, торопятся забросить скопившийся за недели ненастья груз и натащить как можно больше запасов на зиму. С почтой нет проблем. Письма, доставленные в полк из Кундуза, быстро сортируют и переправляют батальону в Бахарак.

Полетов нет только по воскресеньям. Вертолетчики, как и все нормальные люди, в воскресенье отдыхают, если нет экстренной необходимости лететь. Стрелковые роты и минометная батарея к нормальным людям не относятся, им может показаться целесообразным выйти на боевые и в выходной день, и в таком случае он становится для них по-настоящему «выходным». А значит, может возникнуть внезапная потребность в вертолетах – поддержать попавшую в заваруху пехоту НУРС или бомбами, забрать раненого, поэтому и в воскресенье находятся в постоянной готовности дежурные экипажи.

Вертолетчики любят летать на площадку Бахарак. Кишлак начинается в паре сотен метров от Крепости, до базарной улицы идти десять минут. Командир батальона поплевывает на приказы из полка не покидать расположения, кроме как для боевых действий. Бахаракские офицеры и солдаты часто мотаются на базар, чтобы прикупить себе какие-то необходимые вещи – сигареты и спички, которых постоянно не хватает, местных леденцов, чтобы раздать их молодым бойцам вместо сахара, а сахар пустить на брагу, купить баранины и афганского длинного риса на плов по случаю очередного дня рождения. Да мало ли чего нужно на базаре людям, месяцами не видящим магазина. Так что комбату только заикнись, что нужно на базар, и для своих друзей – вертолетчиков он тут же отрядит десяток солдат с несколькими офицерами для сопровождения. Перед отпуском или дембелем вертолетчики стараются чаще летать в Бахарак, чтобы накупить на базаре бакшишей-подарков для родных и знакомых. Джинсы и двухкассетники тут не хуже, чем в Кундузе, не говоря уже о всяких мелочах вроде китайских очков, шариковых ручек, часов с мелодией и брелоков-ногтегрызок. К тому же летом в местных садах полно фруктов, которые продают за гроши или просто отдают на бакшиш. Не меряно также и чарса, и стоит он копейки или просто меняется на кусок мыла. И какой чарс! Чистый гашиш.

Если летчики ушли на базар, то это часа на полтора. Черпаки очень любят ходить на базар и используют для этого всякую возможность, так что недостатка в желающих сопроводить туда летчиков не бывает. А когда черпаки уходят, колпаки, которым вечно не хватает времени на письма, могут успеть не только прочесть полученные, но и нацарапать ответы, чтобы отправить в полк той же вертушкой. Деды на них почти не обращают внимания; у них свои, взрослые заботы, нужно к дембелю готовиться, тут не до загрузки колпаков заданиями.

Колпаки судорожно перечитывают полученные письма по нескольку раз. Кому повезло, рассматривают присланные из дома фотографии, показывают их друг другу. К вечеру от фоток и писем придется избавиться, ведь хранить их негде. Да и зачем? Из тумбочек обязательно заберут черпаки, будут читать, глумиться. Не все, конечно, но многие не задаются вопросом, прилично ли читать чужие письма. В кармане тоже не потаскаешь, утром могут устроить проверку на предмет наличия вещей, не предусмотренных Уставом ВС СССР. И хотя в уставах о письмах ничего не сказано, считается, что иметь их в кармане – нарушение. Найдут, так пострадает не только любитель писем, но и весь его призыв. Еще хуже с фотками. Положи в тумбочку, и часа не пройдет, как в углу черпаки уже гогочут дурниной, несут похабщину, изгаляются над беззащитными снимками дорогих людей, выпендриваются друг перед другом, не зная лучшего юмора, чем попошлее выразиться и поглубже втоптать в грязь чужую душу. Любимое ругательство: «Я твою душу топтал!» Именно «топтал», без мата. Очень точное выражение для обозначения взаимоотношений между людьми. Людьми? Год, проведенный в Афгане, выбивает из людей нормальные человеческие чувства.

Так что от писем и фотографий молодому призыву лучше поскорее избавиться. Но ничего, нужно только потерпеть еще три – четыре месяца! Деды станут дембелями, и их перестанет интересовать окружающая действительность. Начнут они считать дни в обратную сторону – не сколько осталось до Приказа о демобилизации, а сколько уже переслужил. Ненавистные черпаки станут дедами и вскоре примут в свою компанию вчерашних колпаков, передав им обязанность гонять теперь уже бывших своих товарищей по несчастью, молодых. Система передвинется на ступень – и покатится колесо по той же колее.

Зимой хуже. Уже в ноябре погода портится. Высокогорье. Долина, в которой расположена Крепость, находится на высоте более полутора тысяч метров над уровнем моря. Осенью дуют бесконечные сильные ветры, поднимающие пыльные бури. Пыль тогда лезет во все щели, покрывает тонкой пеленой каждый предмет. Потом заряжают дожди, которые однажды переходят в снег, и как-нибудь утром, выйдя на улицу, люди видят вокруг белые от снега склоны соседних гор. До января погоды почти нет, вертушки прорываются изредка, в короткие промежутки между ненастьем. Ущелье, которое здесь почему-то называется перевалом, может открываться и закрываться по нескольку раз на дню. А может закрыться и на три – четыре недели, тогда не только писем не увидишь. Все запасы сигарет скурены, деньги для покупок на базаре иссякли, и восполнить их запас невозможно, потому что боевых выходов зимой практически нет, а значит, нет надежды пошмонать кишлак, прихватывая вещи, что «плохо лежат». Продавать афганцам уже нечего, из каптерки давно украдено все, что можно украсть. Во всей Крепости из жратвы остались только перловка и рыбные консервы в томатном соусе. Соль, и та закончилась, а пустить в дело кусок каменной соли не получается, чего только ни делали – пилили, рубили, долбили молотком, растворяли в воде. Так и передается по наследству от призыва к призыву этот «крепкий орешек». Не соль – алмаз!

Не кончается только запас патронов и снарядов. Уж об этом-то позаботились армейские начальники всех уровней.

Но к середине зимы погода налаживается, в один прекрасный день перевал открывается, и вскоре все слышат давно забытый, но такой желанный звук – стрекот вертушек. На поле бежит буквально весь батальон. Офицеры, солдаты, дембеля, колпаки несутся наперегонки, забыв субординацию. Прилетели сигареты, соль, гречка… Но это все потом, не в этом счастье, все давно бросили курить, привыкли к голоду. Главное – письма! Вот они, огромный мешок, все, что накопилось за месяц. Вертушки разгружаются с сумасшедшей скоростью. Они еще не взлетели, а на поле уже никого нет, все унеслись в Крепость за письмами. Пилоты не обижаются, что их некому проводить, понимают этих ребят, отрезанных от большой земли. Специально ведь, вылетая на Бахарак, первым делом загружали почту.

3

В один погожий весенний денек, в конце апреля, в кубрике Первого взвода сидели в дальнем углу на двух нижних койках дембеля. Хотя на улице сияло солнце, низенькие, узкие окошки пропускали мало света, и в кубрике царил полумрак, располагавший к задушевной беседе. О чем беседа? А о чем могут беседовать дембеля через месяц после Приказа? Конечно, о дембеле, об отправках, о дороге к дому!