Возвращение на Арвиндж - Александр Гергель

В кубрике было тихо, урони иголку – звон услышишь.

– Ну, я придумал. А чё, нельзя? – от койки в середине кубрика отделился Найденов.

Он не принимал участия в посиделках в дембельском углу, лежал и прислушивался к базару издали. Теперь поднялся, не спеша подходил к Олегу, нагло улыбаясь. Здоровый такой дед, по прозвищу Вол.

– Мое письмо, я его первым схватил. Что хочу, то и делаю с ним. Я, может, решил кого-нибудь из салаг с ней поженить. А ты не лезь в наши дела! Ты теперь – человек гражданский, нам не указ. Мы сами здесь все решаем. Написано: счастливому солдату, а я и есть тот счастливый!

– Чамра! – заорал вдруг Султан, хватая его за шиворот. Он успел перекатиться через смежную койку и оказался в проходе за спиной Вола. – Ты с кем говоришь, твар! Убью!

Худощавый кабардинец Султан, на полголовы ниже Найденова, так встряхнул того за шиворот, что лязгнули зубы.

– Гражданский, говоришь, – надвинулся с другой стороны Олег. – Да я тебе, чмо, указом буду, пока не улечу отсюда. Ты у меня полы вместо колпаков будешь каждый день мыть! Ты, скотина, забыл, как ко мне бегал, просил, чтобы за тебя комсомол вступился. Забыл, как кричал, что застрелиться хочешь? Забыл, как колпаком был? Как ночное вождение под кроватями сдавал? Как на дедушку наплывал? Толик, Коля, может, напомним ему?

Желваки играли на лице Олега. Вол съежился и замолчал. Несмотря на свой рост, он, казалось, висел в руке Султана. Напрягшийся в начале сшибки народ начал расслабляться. Вскочившие было с койки деды, снова садились рядом с дембелями. Они нутром почувствовали, что мерзость, лежащая в основе заварухи, превышает допустимый предел, и от сознания собственной неправоты уверенности в себе им не хватало. Пожалуй, Вол и вправду хватил через край.

Толик, Бабай и Коля заулыбались. Толик поднялся с койки и, шагнув к Найденову, сделал характерное движение рукой, как бы толкая в его в лоб основанием ладони.

Не далее, как полгода назад он еще играл с колпаками в игры под названием «Напугай дедушку» и «Наплывай на дедушку». В первой, по команде Толика, колпак наступал на него на полусогнутых ногах, вытягивая вверх и вперед руки, шевеля растопыренными пальцами с длинными жуткими когтями. При этом он страшно шипел, рычал и щелкал зубами, изображая дикого зверя. Бедный, испуганный Толик со сдавленным криком «боюсь, боюсь» отступал в угол кубрика, падал спиной на последнюю койку, трясясь от страха, загораживал лицо руками, забивался в самый угол. «Зверь» нависал над ним, постепенно склоняясь все ниже, тянул свои кривые когти прямо к сержанту, приближал к нему оскаленный клыкастый рот… Толик, последним усилием превозмогая ужас, основанием ладони толкал его в лоб, так что колпак откидывался назад, после чего назидательно говорил:

– Ну, нельзя же так пугать деда Советской армии!

Во второй игре было почти то же самое, только вместо зверя колпак изображал пловца, двигая согнутыми в локтях руками так, будто плывет саженками. В лоб он получал за то, что заплыл не туда и чуть не наплыл на дедушку. Очень всем бывало смешно…

– Олег, не нужно… – вдруг спокойным голосом проговорил Вася. – Лучше б рассказали таким вот шутникам про сержанта. Может, у них мозги на место встанут. А то ведь скоро уедете, а кроме вас, его и не вспомнит никто. А? Коля, Султан, Толик, расскажите, что знаете.

Дембеля переглянулись, пожали плечами, мол, стоит ли?

– Да чего тут рассказывать? Были мы тогда колпаками, вот как этот, Бойков, – начал Коля, – Летали трассерами по кубрику, да и по всему батальону! Та… не умею я рассказывать. Вон, пусть Толик балакает, тот как посылпет горох, не соберешь. Чи лучше Олег? Нехай Олег, он умеет, ему, комсомольцу, положено языком трэпаты.

4

Олег на минуту задумался, прикидывая, с чего начать. Уйдя внутрь себя, он невидящим взглядом обвел сидевший народ, потом тряхнул головой и начал:

– Да. Точно, Коля, летали мы трассерами… Вам не понять, пацаны. Мы вас так уже не гоняли, потому что еще тогда договорились между собой, что не будем фигней заниматься, когда черпаками станем. Короче, суровые были времена.

Я, когда пришел сюда осенью, после учебки, их призыв только дедами стал. И было этих дедов в нашем взводе девять человек, считая Смирнова, замкомвзвода: рядовые, сержанты, механик-водитель и оператор один. А масть держали четверо из них. Они вроде и земляками не были, но, кажется, все с Поволжья – Татария, Чувашия – точно не знаю даже, да и не в этом дело, словом, два сержанта и два рядовых. Ну, и Володька Смирнов – старший над всеми и тоже с Волги. Они, может, и ничего бойцами были, до нашего прихода успели походить по горам. Говорят, и в сторону Джарма забирались. Вот не знаю, были они на Курху, когда та бойня случилась, но, видимо, кто-то из них был, потому что у одного, рядового, была уже тогда «Красная Звезда». А «Звезду» рядовому за просто так не дадут, это всем известно!

Но, понимаешь, чудные какие-то все! Ну, прямо сказать, чего ни сделают, все через жопу. И я это не потому говорю, что они нас гоняли. Дедов-то много было, есть кому гонять, но эти… Они даже между собой собачились, в том числе и из-за нас. Если один говорил, что надо кубрик убирать, то другой сразу же возражал, что сейчас не время. И главное, сержанты не могли между собой разобраться. Один кричит, что нужно молодым физподготовкой заняться, другой – что время оружие чистить. Буквально ни одного дня не было, чтоб в кубрике какая-нибудь свара не затеялась! Спорили по всякому поводу. Решают, например, про картошку – жарить или варить ее на вечер, так обязательно кто-нибудь упрется, давай, мол, пельмени крутить. И вот орать на всю роту…

Ротный их не любил. И они – его, соответственно. Он ведь, ротный-то наш тогдашний, пришел, когда эта команда уже год отслужила, ну они его «молодым» всегда считали. Понятно, конечно. Старого-то ротного, небось, уважали и боялись, когда сами были молодыми. А новый, после их года службы, вроде и не указ. Честно говоря, не знаю, как на войне было бы, но, слава богу, в ту зиму мы не то, что не воевали, даже в горы практически не выходили. Было несколько засад, по пальцам пересчитать, но ни одного выстрела за всю зиму, все – пустышки. Я вот думаю, начнись чего… как бы они в бою договаривались?

Или вот пример, осенью это было. Утром убираем наш парк, листву сгребаем, за ночь нападавшую. Все убрали, в мешки засунули, вынесли. Порядок, чисто. Один сержант кричит: хорош, пошли в кубрик. Другой подбегает и орет, что надо с деревьев листья посбивать. Хрясь ногой по тоненькому деревцу, оттуда, конечно, листья посыпались. Он давай по парку бегать, деревья трясти… Первый на него с кулаками. Опять вопли, ругань. Смех и грех!

Правда, до настоящей драки у них не доходило. Поорут и успокоятся, потом новую фигню придумывать начинают, для очередного залета.

И как-то они глупо все делали. Накурятся – ротный тут же знает. Брагу поставят – обязательно попадутся! Продадут чего-нибудь афганцам – их тут же ловят. Наверное, стучал кто-то, а может, и все сразу?

И, прикиньте, над всем этим дурдомом стоит Володька. Он-то парень был хороший, нормальный сержант и специалист, только с этой бандой справиться не мог. И наказать их не мог, ротному ведь не доложишь, свой призыв не сдашь. При таком раскладе люди с понятием должны как-то себя сами держать, не подставлять своего друга и командира. Но эти – как без царя в голове, как дети себя вели. Инфант тэрибаль! Получал за них Володька по полной программе. У них залет, замку – пистон. И так чуть ли не каждый день.