Пространство мертвых дорог - Уильям Сьюард Берроуз

«Я не привык, чтобы меня кормили в этот час».

К концу месяца, когда деньги, выделенные ему на содержание, иссякли, Бруммель частенько забегал в кондитерскую лавку и набивал себе рот всем, что успевал схватить, а старая кондитерша набрасывалась на него и пыталась вырвать свои изделия из его цепких пальцев…

«Alors, Monsieur Brummell… encore une fois!» людей, которые сохранились. Он знает, что эти слова – элементы огромного паззла. «Большой Картиной» называет его Ким…]

Иногда он проводил долгие часы, поправляя складку на своем галстуке. Его слуга все время выносил из комнаты свертки с испачканным постельным бельем: «Наши маленькие слабости…»

Когда он взял леди Гринфильд за руку, чтобы отвести ее к столу, Моэм внезапно закричал с такой мукой, словно его пытали: «Ебать вас всех! Ебать! Ебать!»

Алан Сирл с лицом невыразительным, как лицо цэрэушника, увел сумасшедшего прочь.

Затем Моэм надолго забивался в угол и хныкал там, что он ужасный и злой человек.

Он был, решил Ким с безжалостностью молодости, недостаточно злым, чтобы держать себя в руках…

Друг, который ухаживал за Бруммелем в последние годы его жизни, писал: «Его состояние не поддается описанию. Как бы я ни старался, содержать его в чистоте – дело практически невозможное».

Алан Сирл писал: «Скотское состояние, в которое впал Моэм, не поддается описанию».

Вечерняя Звезда плавает в пруду, ведет конторские книги старого, заплесневелого времени.

[Ну вот, мсье Бруммель… опять вы за свое! (франц.) Ким собирает последние слова, все последние слова самых разных«Quien es? Кто здесь?» Последние слова Малыша Билли, когда он вошел в ту темную комнату, где его подстрелил Пэт Гарретт.

«Будь ты проклят, если я тебя не выживу отсюда не мытьем, так катаньем!» Последние слова Пэта Гарретта. Произнося их, он потянулся за револьвером, спрятанным под стойкой, но Брэйзил выстрелил ему один раз в сердце и один раз между глаз. Они спорили из-за границы участков.

«Дождь идет, Анита Хаффингтон». Последние слова генерала Гранта, которые он сказал своей сиделке.

«Я давным-давно вошел в тебя вновь».

«Quien es?»

Сквозь года, сквозь глухое качание маятника, постепенно темнеющий покров далекая юность рдеющая яркость падает с неба.

«Quien es?»

Скалы и камни и деревья крошечные оловянные солдатики мысли о юности…

«Quien es?» В нем больше не осталось ни движения, ни силы, он не слышит и не видит… «Будь ты проклят, если я тебя не выживу отсюда не мытьем, так катаньем!» Закатанный в клубок земных орбит, как скалы и камни и деревья. «Дождь идет, Анита Хаффингтон». «Спал крепко, как в могиле спал/Смельчак, что за отчизну пал!..»

«Quien es?» Беспомощные фигурки в игре, в которую он играет.

«Будь ты проклят, если я тебя не выживу отсюда не мытьем, так катаньем!» На шахматной доске ночей и дней. «Дождь идет, Анита Хаффингтон». Путаные призывы к борьбе и бегству, «Quien es?» Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит.

«Будь ты проклят, если я тебя не выживу отсюда не мытьем, так катаньем!» А потом в свой сундук одного за другим уберет.

«Дождь идет, Анита Хаффингтон». Где армии сражаются, не зная…

Холодные пальцы росы… раскрашенная фотография.

Конторская книга, сверкающая в небесах… «Большая Картина» – так он называет собранные воедино фрагменты… «Quien es?» Последнее из изобретений Кима… Листья шепчут: «Привет, Анита Хаффингтон!»

* * *

Киму пришло время отправиться на арабское задание, поэтому ему нужно научиться говорить по-арабски так, чтобы не осталось и следа иностранного акцента. Талант к языкам подобен таланту к игре в карты. У одних людей он есть, у других – нет. Читать – это одно, а говорить – совсем другое. Догадка Кима о том, что язык действует по принципу вирусной репликации, подтверждается в Институте языков, расположенном в окрестностях Парижа. Любой язык теперь можно выучить в результате серии инъекций.

Институт занимается изучением происхождения, функций и будущего языка. Как в физике и в математике, наиболее абстрактные знания могут в конечном итоге оказаться самыми полезными… Свести слово к вирусу. Учащиеся овладевают такими на первый взгляд бесполезными навыками, как умение говорить задом наперед или тараторить со сверхзвуковой скоростью. Они могут начать говорить вместе с вами и закончить одновременно с вами, в точности воспроизведя каждый слог и интонацию вашей речи. Это очень неприятное ощущение, способное превратить любого собеседника в… ко-ко-косноязычного за-за-за-заику… и каждый учащийся обязан в совершенстве овладеть чревовещанием.

Ким ожидает врача. Шеф говорил о сути задания Кима в самых общих выражениях, единственное, что он сказал конкретного, так это то, что окончательное решение языковой проблемы уже не за горами и что задание Кима играет в этом ключевую роль. Ким знает, что языковые уколы бывают очень болезненными, особенно в том случае, если пациент не имеет врожденных способностей к языкам… Врач выглядит моложе своих двадцати восьми. Стройный, с соломенного цвета волосами, которые он все время приглаживает рукой при разговоре.

– Некоторые уколы переносятся тяжелее других. Французский, испанский – tres muy facil…[62]Возможно, придется полежать пару деньков… Но в случае восточных языков задействован совсем иной набор мышц и нервных волокон… так что горло у вас будет болеть, как ноги у новичка, впервые севшего в седло… А арабский, сказать по правде, хуже в этом отношении всех прочих… Для связок того, кто привык говорить по-английски, – это все равно что острый нож… Кровь из горла – один из симптомов, и не самый худший… Это последствие нервного спазма: вы когда-нибудь пробовали грести на гондоле? В первый раз у гребца часто ничего не выходит, мускулы коченеют, он делает судорожные жесты, машет веслом, в желудке и кишках – комок, такое напряжение, которое часто бывает в сновидениях про сборы в дорогу, напряжение почти сексуального характера. А потом вдруг все сразу получается, помните? Ну так вот, это то же самое, только хуже… Разрыв между различными языками может быть ужасающим… пустота, заполненная молчанием… И эротические фантазии, в которых пациенту кажется, будто на него нападают полчища арабских демонов… Придется провести в госпитале дней десять… Вам предстоит понять, что говорят не ртом, не гортанью, не легкими и не голосовыми связками – говорят всем телом… А тело продолжает тянуться к прежнему языку – это в каком-то смысле похоже на героиновую ломку… Часто случаются эротические проявления… Это выглядит так, словно впрыснутый язык насилует пациента, заставляя его выкрикивать непристойности из своего словаря… Ну и, разумеется, огромное значение играет обстановка.

– Обстановка?

– Да. Например, нам привозят шесть арабских мальчишек, чтобы мы сделали им инъекцию английского… И мы обставляем палату, словно дортуар в английской частной школе… Дело ведь не только в языке, пациент должен иметь какое-то происхождение… У него должен иметься какой-нибудь акцент. Это было задание, связанное с внедрением в ряды выпускников привилегированных учебных заведений, – агентам требовался не просто аристократический акцент, но аристократический акцент, характерный для определенной школы и определенного региона Англии… это была интересная работа, потому что случались всякие неожиданные сюрпризы… Мальчики вскоре начали говорить на чистейшем английском, выкрикивая фразы высокими голосами за обедом, но в сексуальное возбуждение их приводили только вульгарные выражения из словаря кокни… Они говорили друг другу: