Люди Края - Владимир Зырянцев

— Не позвала, потому что не успела, — ответила та. — Знаешь, ты погоди немного с вопросами. Я понимаю, у тебя их много, у детей тоже. Я чуть позже все объясню. Вот дойдем до Родниковой поляны, и объясню. А пока нам надо спешить.

— Спешить? Почему? — удивилась Люсинда.

— Вот видишь, ты снова спрашиваешь, — вздохнула Норма. — Ну вот наконец и лес.

Они достигли первых деревьев. Это были пиктории — одни из самых больших деревьев Никты, поражавшие своими размерами и необычным видом новичков. Бледно-зеленые стволы, похожие на скалы, уступами уходили высоко вверх. Из выступов пучками свешивались тонкие ветки, усеянные мелкими плотными листьями. Весной на них появлялись круглые розовые почки, которые, набухнув, при малейшем прикосновении потешно лопались с громким чмоком, выпуская множество крошечных изумрудных парашютиков. Дети любили приносить их на занятия и устраивать там небольшую канонаду с криками и беготней — благо учительница этому не препятствовала, а, демонстрируя свои способности, заставляла зеленые парашютики носиться по комнате, выписывая в воздухе буквы алфавита, а затем выпускала их в окно.

Здесь, вблизи поселка, пиктории росли поодиночке, как в парке. Малыши тут же кинулись бегать вокруг них, играть в догонялки и прятаться в расположенных невысоко дуплах. Норма дала им немного покружиться, а затем с криком «а ну, догоняйте!» устремилась к следующим деревьям, стоявшим чуть подальше. Медлить было нельзя ни минуты, она это чувствовала, но и просто заставить детей быстро идти, подгонять их, ничего не объяснив, тоже было невозможно — она, во всяком случае, так не могла.

Так, перебегая от дерева к дереву (впрочем, это малыши во главе с Нормой и Люсиндой бегали, а те, что постарше, степенно шли), они добрались до черты, где заканчивалась обжитая природа и начинался лес. Здесь и трава была гуще, и пахло иначе. Тропинка, сужаясь, вела среди тесно стоявших деревьев к Родниковой поляне — последнему освоенному месту.

— А когда мы будем все изучать? — спросила Сюзанна Ли. — Я вот только что видела крокта. Да вот он, вот! — И она показала на ветку, где и правда таращил на людей глаза зверек.

— Скоро, — пообещала Норма Хайек. — Вот дойдем…

В это время сзади, со стороны поселка, бухнул выстрел, потом второй.

— Дойдем до поляны, там все объясню, — закончила Норма.

— Хорт, что ли, опять прилетел? — предположил серьезный Матвей, когда они двинулись по тропинке.

— Может, и хорт, — легко согласилась Норма. Лес сильно приглушил звуки, доносившиеся из поселка, но она-то слышала, как за первыми одиночными выстрелами последовало сразу несколько очередей — там начался бой.

На Родниковой поляне все было тихо. Построенный мастером Гхоном родник — изящный розовый чайник с двумя маленькими ручками и круглыми веселыми глазами — приветствовал их песенкой; а когда дети подошли поближе, он открыл еще несколько отверстий, откуда брызнули струи. Малыши с визгом разбежались в стороны, а чайник, довольный произведенным эффектом, остепенился, закрыл фонтанчики и произнес:

— Привет вам, юные жители поселка Гринфилд! Далеко ли вы направляетесь? Испейте моей воды — она вкусная!

— Обязательно выпьем, Дайни, — пообещала Норма. — А пока помолчи, пожалуйста. А вы все садитесь и послушайте меня.

И когда дети и Люсинда расселись на окружавших родник пеньках и скамьях, она сказала:

— Сейчас я объясню, почему мы сегодня вместо занятий пришли в лес и почему так много с собой взяли. Вы все знаете, что я иногда могу видеть то, что еще не произошло, но может случиться. Так вот, неделю назад я увидела…

Марвелу Гхону с утра не работалось. Почти законченные часы, призванные украсить площадь поселка, в результате его усилий не только не стали лучше петь (Гхон добивался, чтобы в песне были слышны голоса всех известных ему певчих птиц Земли и Никты), но среди веселого свиста и щебета вдруг послышался какой-то скрип, а потом еще и уханье. Мастер попробовал исправить дело, но получилось еще хуже. Кончилось тем, что он погнул манипулятор. Это уж вообще никуда не годилось. Гхон махнул рукой и вышел из мастерской. Видно, сегодня ничего не получится. В его работе одним упорством не возьмешь; если нет настроя, что-то отвлекает, дело не пойдет. А у него с утра не выходили из головы услышанные несколько дней назад слова Нормы о ее зловещем видении. Тогда он не придал им значения: будучи, как и она, пруви и к тому же арт-мастером, он по себе знал, что не всем видениям можно верить, что иногда их порождает просто буйство фантазии, а иногда реальность, но чужая, неизвестно чья. Ну что могло случиться после того, как они наконец одолели этого проклятого хорта? Откуда могли взяться затянутые в черное убийцы? Банальный ужастик, да и только. И почему они должны охотиться за детьми? И еще какой-то окровавленный супи… Просто мрачная сказка, и все. Просто у Нормы наступил темный период, какой бывает у любого мастера. Теперь у нее будут получаться не мотыльки счастья, а зловещая птица рамору из древних легенд. Надо отдохнуть, сделать перерыв — и темный период пройдет.

Успокаивая себя такими рассуждениями, он тем не менее зачем-то все же слазил на чердак и достал 12-зарядный карабин, зарядил его и поставил у двери. Хорошо, а теперь что? Он позвонил Норме. С удивлением послушал десяток длинных гудков, за которыми не последовал обычный голос электронного секретаря — как видно, его забыли включить. Странно. Тогда он позвонил Корбелу. Если мэра нет, так хоть Люсинда ответит — она обычно в это время дома. Он считал гудки — пятый, шестой, седьмой, — все еще ожидая ответа, когда услышал раздавшиеся неподалеку выстрелы.

Гхон бросил трубку, схватил карабин и выскочил на улицу. Стреляли где-то справа, совсем рядом — видно, на соседней улице. Перестрелка была жаркая: ухали бластеры, гремели карабины, сухо трещали винтовочные выстрелы. Гхон двинулся на звуки стрельбы, но не успел он сделать и несколько шагов, как над головой у него лопнуло и разлетелось стекло, а затем грохнул взрыв, разворотивший угол дома на перекрестке. В тот же момент из-за угла выбежала группа женщин. Там были Мэри Друз с малышом, Джудит Соренсен, Изабелла Варгас — правой рукой она прижимала сына, а в левой держала бластер. Красавица Кармела, непременная ведущая всех праздников, несла ручную норлу — здешнюю кошку. Было еще несколько женщин, которых он не знал, некоторые с грудными детьми. Гхон уже открыл рот, чтобы спросить Мэри, от кого они спасаются, когда над головой раздался еще один взрыв, на мостовую посыпались кирпичи, упавшая доска больно ударила его по плечу. Из-за угла показались Варгас и Соренсен; укрывшись за домом, они продолжали отстреливаться от преследователей. Гхон побежал к ним.

Выглянув из-за угла, он, к своему удивлению, никого не увидел. Тогда он высунулся еще дальше — надо же было понять, кто противник, — но тут Соренсен резко дернул его назад.

— Ты что, с ума сошел? — крикнул картограф. — Тут не игрушки, эти сволочи умеют стрелять. Сэма и Акиро убили на наших глазах.

— А кто они? — спросил Гхон.

Соренсен не ответил: пригнувшись к самой земле, он быстро высунулся из-за угла и сделал несколько выстрелов. Вместо него ответил Варгас.