Интимная история человечества - Теодор Зельдин

оппоненты говорят, что она агрессивна. Она соглашается, добавляя, что лишь защищается. Таково начало каждой войны, но это еще не все.

Ее основная идея заключается в том, что суть женщины – материнство. А беременность – самый важный ее опыт, когда женщина живет в гармонии с человеком внутри нее, отличным от нее самой, и связь между матерью и ребенком самая драгоценная из всех. Мужчины, восставшие против своих матерей, стали патологическими нарциссами и жестокими людьми, боятся быть кастрированными, хотя глубоко в подсознании их привязанность к матери сохраняется. Задача женщин – избавиться от этого нарциссизма и заставить мужчин осознать, что их собственное желание, одержимость доминированием не единственные: женщины иначе чувствуют и «думают телом». Устранение половых различий означало бы лишь то, что женщины стали бы бледным подобием мужчин. Она была шокирована тем, что ее сестра, обручившись, внезапно превратилась в футбольную фанатку. Скорее, женщинам следует попытаться осознать мужские предрассудки, засевшие в их подсознании, и освободиться от них, отчетливо представляя, что значит быть женщиной, развивая науку о женщинах и женский язык, культивируя свои отличия. Демократия в том виде, в каком она существует в настоящее время, неадекватна, поскольку она заменила монархию (правление отцов) правлением братьев (братским братоубийством, как это называет Антуанетта), игнорируя решающее значение матерей.

Человеком, с которым она чувствовала себя в безопасности, была ее собственная мать, калабрийка[18], «она всегда понимала меня», «сильная женщина», которая вышла на работу, несмотря на протесты мужа, не позволив ему «устанавливать свои правила». Она все время «размышляла», хотя была неграмотной, и все время говорила дочери: «Ты должна быть свободна». «В следующей жизни я бы хотела быть своей маленькой собачкой, потому что я думаю, что она реинкарнация моей матери, очень любящая и ласковая… Но любой, кто берет на себя роль матери – не я, – вызывает ненависть». По ее мнению, когда она борется со своими оппонентами, она защищает не себя, а женское движение и свое издательство Des Femmes, как мать защищает своих детей, не думая о себе.

Удивительно ли то, что Антуанетта много лет живет в квартирах без зеркал и почти никогда не фотографировалась в детстве? Вот один из ее любимых текстов: «Дай мне смелости смотреть себе в душу и на свое тело без отвращения». Она рада, что появление на телевидении в программе с Катрин Денёв не вызвало в ней «мыслей, что рядом с ней я не так красива». Именно эта отстраненность позволила ей посвятить жизнь ведению не одной войны, а нескольких одновременно, ради излечения мира от паралича.

Ее первая война – против 99 процентов человечества, именно так она оценивает долю женоненавистников, поскольку большинству женщин промыли мозги и они недооценивают себя. Мужчины как таковые ей не враги, ее спор – только с «империализмом фаллоса». Ей нравится компания мужчин, она обожала отца, влюбилась в своего мужа, родила от него дочь (вопреки предписаниям врачей), рассталась с ним, но не развелась, потому что до сих пор ценит его дружбу. Самым влиятельным человеком в ее жизни был мужчина, психоаналитик Жак Лакан: «Он любил меня, а я его». Они работали вместе пять лет, а потом она перешла к другому аналитику, венгерскому врачу Грюнбергеру («величайшему врагу Лакана, но я этого не знала»). «Работая с Лаканом, я не была отрезана от мужчин, и таким образом я избежала сектантской феминистской ненависти к мужчинам, что означает ненависть к себе». Она отрицает, что является последовательницей Лакана и что говорила разные неприятные вещи о женщинах, но «он был прекрасен; возможно, любовь слепа; но он понимал меня, даже если мы расходились во мнениях». Она живет в одном доме со своими ученицами, потому что женщинам нужно уходить от мужчин, чтобы продумать свою жизненную стратегию, но она против лесбийских отношений, которые ассоциируются у нее с андрогинностью. Увы, Лакан действительно предпочитал андрогинных женщин. Она настаивает: «Я не мужчина, я не хочу быть мужчиной. Я не мыслю как мужчина».

Вторая война этого лидера женского движения – против «феминисток». Она запрещает, чтобы ее так называли, и отвергает наследие суфражисток[19]. Заявление Симоны де Бовуар о том, что «женщиной не рождаются, ею становятся», она называет «самым идиотским высказыванием века»: бездетная, «умственно фригидная» Бовуар не была идеалом, ее отношения с Сартром («лжецом и лицемером») не были достойны восхищения, а ее идеи соответствовали довоенным представлениям. Антуанетта не удосужилась прочитать последнюю книгу Элизабет Бадинтер, потому что «Бадинтер – ученица Бовуар… а Бовуар объявила мне войну».

Многие феминистки, признавая, что Антуанетта Фуке умна, говорят, что у нее мания величия, считают самозванкой и обманщицей, которая пытается узурпировать женское движение, зарегистрировав название «Движение освобождения женщин» в качестве собственной торговой марки, чтобы никакая другая группа не могла его использовать. (Она говорит, что спасла это движение от исчезновения.) Совсем недавно Антуанетта подала в суд на издательство Plon[20] за использование буквы F на титульном листе их книги «История женщин», поскольку это тоже зарегистрированный товарный знак ее собственного издательства. (Она отвечает, что феминистки хотят уничтожить ее, как Сартр и Бовуар уничтожили Камю, и даже больше – уничтожить ее издательство.) Феминистки утверждают, что ученицы Антуанетты объединены в подобие секты и, как попугаи, повторяют ее слова. Одна разочарованная последовательница вспоминает, как ей сказали, когда она не согласилась со взглядами лидера: «Это потому, что ты недостаточно любишь нас». Обе стороны подозревают друг друга в недобросовестности и чрезмерных амбициях. Враждебность по отношению к инакомыслящим и еретикам исторически была гораздо более ожесточенной, чем враждебность к искренним врагам.

Личная вендетта и борьба за влияние, конечно, обычные явления в интеллектуальной жизни Франции. Ее активная участница, Антуанетта Фуке, в описании не скупится на военные метафоры. Первым врагом, с которым она столкнулась, пытаясь стать теоретиком, был Сартр. В нем она видела лидера «древних», издаваемых Галлимаром, «Банком Франции для литературного истеблишмента». Против него выступили «современники», издаваемые в Seuil, основанном в рамках Сопротивления во время войны. («Почему Бовуар не присоединилась к Сопротивлению вместо того, чтобы кататься по стране на велосипеде и заводить романы?» – спрашивает Антуанетта.) У каждой стороны были свои журналы, используемые как «настоящие машины войны», публиковавшие клевету и державшие «ножи наготове». Каждая из сторон изобретала формулы, воплощающие ее теории, подобные боевым кличам, призванным заставить замолчать оппонентов. Любители литературы и идей, говорит она, были заворожены этой «войной теорий… даже когда они не вполне понимали употребляемые фразы на грани непостижимости». Но ей самой было «очень тяжело» в этом участвовать, она отвергает обвинения в том, что тоже попала под влияние игры слов Лакана и стала говорить непонятно. По ее мнению, Сартр и Бовуар были «тиранами», но их противником была «олигархия», осуществляющая «терроризм» по отношению к тем, кто с ними не согласен. Бодлер говорил: «Искусство – это битва, в которой художник плачет от боли, прежде чем потерпеть поражение». Соллерс до сих пор говорит: «Литература – это искусство войны».

В юности Антуанетта Фуке начала писать докторскую диссертацию на тему «Авангард в литературе» и до сих пор хочет заниматься именно этим, отстранившись от великих мастеров и любого из кланов: она нападает на женщин, по ее словам, получающих известность благодаря покровительству мужчин. Например, на Юлию Кристеву, «жену фараона Соллерса», чью книгу «Женщины» она называет «манифестом женоненавистничества». «Меня наказывали все, даже женщины, хотя Элен Сиксу в меньшей степени», – но тогда она была издателем Сиксу и называла ее величайшей франкоязычной писательницей, да и вообще лучшим автором в мире. Когда Элизабет Бадинтер написала по случаю смерти Симоны де Бовуар: «Женщины обязаны ей всем», Антуанетта Фуке отреагировала презрительно: она возразила, что на похороны Симоны Синьоре пришло в пять раз больше народу. Когда философ Альтюссер убил свою жену и был спасен от преследования друзьями, Антуанетта Фуке разозлила их, заявив, что им следовало бы больше пожалеть жену.

«Мои оппоненты не хотели спорить со мной под тем предлогом, что я всегда в итоге оказываюсь права». Сочетание изоляции и оскорблений