Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет - Владимир Михайлович Семёнов

о Кадарисмане и его обаятельной и энергичной супруге. С этой парой у нас сложились самые дружеские отношения. А поскольку Кадарисман исполнял также функции начальника государственного протокола и был вхож в президентский дворец, мне, таким образом, открывался доступ к «уху» президента.

С начала 1989 года развернулась напряженная переписка с Москвой по поводу проведения первого официального визита президента Сухарто в Советский Союз.

Не буду утомлять читателей рассказом о подготовке этого визита, который состоялся несмотря на многочисленные задержки и недомолвки со стороны Москвы и лично М. С. Горбачева, и отмечу лишь касающееся данной темы: и вся подготовка, и сам визит сыграли решающую роль в том, что индонезийское руководство дало «зеленый свет» сделке, которую мы так долго обсуждали с «Бимантарой».

В мае 1989 года я сопровождал в Москву министра Али Алатаса и вместе с ним посещал Ленинград, что позволило установить с ним неформальные отношения. Министр сопровождал затем в сентябре в СССР президента Сухарто.

Находясь постоянно с Сухарто во время этого визита, я знал свое место (за столом переговоров в Кремле оно было на конце стола), и, понятно, вопрос об участках для посольства не поднимался на государственных переговорах. Однако в ходе поездки Сухарто по стране — в Ташкент, Самарканд, Ленинград — у меня возникало много возможностей поговорить «по душам» не только с Алатасом, но и с входившим в состав делегации Радиусом Правиро, главой экономического крыла индонезийского правительства и правой рукой Сухарто. Разумеется, я в деталях объяснил Правиро нашу ситуацию с посольством, немного пожаловался на Бамбанга и заручился его пониманием.

Весь 1989 год прошел в тягостных согласованиях, суть которых сводилась к безвозмездному обмену нашего старого участка со всеми строениями на два новых с заново построенными и равноценными сооружениями. В переговоры с «Бимантарой» включились московские специалисты, был привлечен местный архитектор Хадипрана. Периодически у меня проходили переговоры напрямую с Азизом, который имел на то все полномочия.

Помогало то, что «Бимантара» наметила завершить строительство своего торгово-гостиничного комплекса уже в начале 1991 года, и другие инвесторы (у «Бимантары» было только 40% акций) торопили строителей, а, как известно, «время — деньги».

В конечном итоге был выработан «Договор между Посольством СССР в Республике Индонезия и фирмой «Бимантара Читра» об обмене земельными участками и зданиями и основных условиях строительства новых зданий и сооружений Посольства СССР», который был послан в Центр на утверждение.

На этом решающем этапе, уже в начале 1990 года, в посольство прилетел Б. Н . Чаплин, чтобы лично все осмотреть и проверить. Вид у него был неподступно суровый и сугубо официальный, что он подчеркивал и тем, что не снимал свой черный пиджак даже при осмотре участков под палящими лучами тропического солнца. Критически вникал во все параграфы договора, при мне перепроверял на встречах с Азизом, а затем с Кадарисманом, сколь серьезны обязательства индонезийской стороны.

Меня, признаюсь, это задевало, но в то же время я понимал настроение Бориса Николаевича Чаплина, которому предстояло вносить в Совет Министров соответствующий проект решения и при этом объяснять совершенно необычную ситуацию, когда МИД просит всего лишь одобрить перевод посольства на новое место в построенные новые помещения и не испрашивает никаких средств на это. Возможно, думалось мне, ему предстояло оправдываться, почему же МИД раньше не пытался так, задарма, переводить свои посольства в новые здания...

Словом, обиду на него не держал. Перед вылетом в Москву Борис Николаевич, зная, что летом должна заканчиваться моя командировка, велел мне не покидать Джакарту до тех пор, пока я сам лично не подпишу готовящийся договор.

31 мая 1990 года состоялось решение Совета Министров СССР о заключении соглашения с «Бимантара Читра», после чего наш Договор был доведен до стадии подписания, которое состоялось 14 июня у меня в резиденции в присутствии Кадарисмана и сотрудников посольства, моих незаменимых помощников по переговорам в течение многих месяцев. 15 июня я, распрощавшись с Индонезией, уже летел в Москву.

Осенью в Джакарту прибыл новый посол В. В. Малыгин, которому на протяжении всего срока командировки пришлось переносить неудобства старых помещений посольства и контролировать строительство новых. Только сменивший его посол Н. Н. Соловьев «поспел» к моменту переезда посольства на новую территорию.

Вернусь к памятному мне моменту подписания Договора. С нашей стороны в церемонии участвовали посланник В. Г. Еремченко, первый секретарь В. А. Селезнев, консул Ф. Н. Поселянов, которые также поставили под документом свои подписи как свидетели.

Все мы сплоченной командой (включая также энергичного завхоза посольства В. А. Пархоменко) долгие месяцы «выхаживали» вместе со специалистами из Москвы каждый параграф договора и на конечном этапе даже удивлялись, что получилось столь «красиво», не вполне веря, что наш план действительно реализуется так, как изложено на бумаге. У меня даже сложилось впечатление, что в торге по условиям договора мы слишком «пережали» руководителей «Бимантары».

На той памятной церемонии мы с Бамбангом под благосклонным взглядом Кадарисмана произнесли тосты за наш общий успех и выпили советского шампанского, а потом сфотографировались на память. Вроде как в шутку, думая уже о предстоящем завтра окончательном отъезде из Индонезии, я выразил надежду, что смогу все же когда-нибудь увидеть то новое посольство, которое мы договорились соорудить. Бамбанг, не колеблясь, ответил: «Вы будете приглашены на «инаугурацию».

Прошли годы, я уже ушел в отставку с дипломатической службы, однако время от времени от бывших коллег до меня доходили сведения о ходе строительства посольства на новом месте.

Кстати, замечу, что вскоре после моего возвращения в Москву индонезийская сторона сообщила МИД СССР о своем желании наградить меня индонезийским орденом Звезда за особые заслуги («Бинтанг джаса утама»). Согласие было получено, и вскоре индонезийский посол в Москве Январ Джани вручил мне орден. Так что в Джакарте, видимо, обид на меня не держали.

Наконец наступил момент «инаугурации» нового комплекса посольства, о чем мне в последнюю минуту сообщил знакомый инженер В. Я. Мозалев, все эти годы контролировавший ход строительства. Он передал мне, что я вместе с ним приглашен Бамбангом и Азизом в качестве гостя «Бимантары» на церемонию подписания акта сдачи-приемки.

Это было в середине января 1996 года. Мы полетели в Джакарту на церемонию.

Посол Н. Н. Соловьев устроил прием в своей недавно отстроенной резиденции, где я увидел много своих индонезийских друзей. Ф. Н. Поселянов, вновь работавший в посольстве, теперь уже в качестве генерального консула, водил меня по новым помещениям. Мы вспоминали переживания шести-восьмилетней давности, обсуждали, что хорошо получилось, а что не очень.

Весь комплекс и особенно