Психология женского насилия. Преступление против тела - Анна Моц

индуцирование имеет тенденцию вызывать реальные физиологические состояния.(Parnell, Day, 1998. р. 7)

Риск того, что специалисты воспримут всерьез искусственно предоставленную матерью картину состояния якобы больного ребенка, велик, поскольку предполагается, что всегда существует вероятность оставить действительно больного ребенка без лечения, тем самым серьезно навредив ему. Специалист обязан принять меры. В тех случаях, когда мать искусственно воспроизводит симптомы, что приводит к ненужному и интрузивному медицинскому вмешательству, она привлекает занимающих нейтральную позицию профессионалов к разрушительной игре, в которой медицинские знания и инструменты лечения становятся оружием, наносящим урон беззащитным детям.

Подобное поведение матери имеет четкие параллели с типом самоповреждения, проявляющимся в синдроме Мюнхгаузена, при котором пациент вводит в заблуждение медицинских работников тем самым заставляя их проводить болезненные медицинские вмешательства, иногда включающие хирургические процедуры. При этом с точки зрения прямого самоповреждения пациент пассивен, однако для достижения этого самоповреждения он манипулирует третьей стороной. Такой третьей стороной часто становится человек, которого в отчете Королевского колледжа определяют как «обманутый врач» и который становится центральной стороной процесса. При формулировании бессознательных побуждений, приводящих к фабрикации заболевания либо к искусственному его инициированию, я также рассматриваю символическое значение образа «одураченного», обманутого и кастрированного врача, которого делают неспособным выполнять его важную роль.

Понимание динамики сфабрикованного или искусственно вызванного заболевания

Может быть предложена формулировка, описывающая психодинамические процессы при FII, в рамках которой данный синдром расположен в континууме других форм материнского насилия и иллюстрирует использование ребенка как частичного объекта. Данная психодинамика часто отражает спутанные отношения, слияние между матерью и ребенком. Преступник, обычно мать, в свои ранние годы часто сталкивается с нестабильностью окружающей среды; это особенно характерно для тех женщин, которые вовлечены в наиболее интрузивные в плане физического вмешательства формы инициирования заболеваний у ребенка (Royal College of Pædiatrics and Child Health, 2002). Возможно, она выстроила свое чувство идентичности вовсе не с позиции внутреннего ядра стабильности, непрерывного ощущения своей самости, сформированного в результате удовлетворительных ранних отношений с ее собственной матерью, которая могла бы отражать ее настроения и помочь достичь когерентного чувства самости. Вместо этого такая женщина ощущает себя фрагментированной и стремится сосредоточиться на конкретных аспектах своего собственного тела как на константах своего существования которые оставались неизменными на протяжении всей ситуации нестабильности. Когда у нее появляется собственный ребенок, могут стать очевидными аналогичные трудности в «ментализации» сознания ребенка и способности относиться к другому человеку как к существующему субъекту, обладающему своими собственными желаниями и чувствами, совершен но отдельными от желаний и чувств ее самой. Ее собственное материнство отражает те проблемы, с которыми она столкнулась сама в процессе сепарации и индивидуации, а также показывает ее чрезмерное внимание к телу и коммуникации на телесном уровне. Так же, как она сама, вероятно, использовала свое собственное тело в качестве инструмента самовыражения посредством самоповреждения, расстройств пищевого поведения и даже соматизированных расстройств, она может и своего ребенка рассматривать как нарциссическое расширение себя, еще одно тело для манипулирования. Как было установлено, эти факторы, а также ранние нарушения привязанности, превалируют в личной истории матерей с FII, приводящих к врачам своих детей. Другие важные фоновые особенности матерей включают;

• Имеющиеся сообщения о существующих проблемах с психическим здоровьем. К ним относятся соматизированное и соматоформное расстройства (определявшиеся раннее как синдром Мюнхгаузена), расстройства личности, расстройства пищевого поведения, самоповреждение, злоупотребление алкоголем и наркотиками.

• Предшествующий контакт со службам и психического здоровья зарегистрирован в 30% случаев. Это необходимо сравнить с данными наблюдения за родителями, посещавшими общие амбулаторные медицинские учреждения, которые почти так же высоки. У тех, кто фабрикует симптомы, в прошлом часто обнаруживается наличие соматизированного расстройства или иных эпизодов фабрикования симптомов.

• Истории жизни тех, кто фабрикует симптомы, также включают сообщения о пережитом ими в детском возрасте физическом или сексуальном насилии (25%), нахождении на попечении социальных служб (в детских домах или приемных семьях), а также о всевозможных проблемах с психическим здоровьем в детском возрасте, часто связанных с переживаемым в тот же период времени насилием.

• Различные модели семейных отношений включали сообщения об отстраненном, пассивном либо отсутствующем отце (Royal College of Pædiatrics and Child Health, 2002, p. 31).

Роль «одураченного врача», человека, к которому мать обращается со своим раненым или внешне больным ребенком, также имеет большое значение для концептуализации данной динамики. Этот врач может представлять «третью силу», т. е. отсутствующего отца, который не мог оказаться между матерью и ребенком, чтобы облегчить здоровое разделение между ними и уменьшить риск того, что ребенок, девочка, вырастет, сама станет матерью и создаст в такой же мере запутанные и беспорядочные отношения уже со своими детьми.

«Одураченный врач» — это отец, оказавшийся кастрированным, неспособным выполнять свою столь необходимую функцию защиты матери и дочери от попадания в определенном смысле в инцестуозные, лишенные границ и в конечном счете токсичные отношения, которые могут поглотить их обеих. Обман матерью доктора можно рассматривать как акт мести отсутствующему отцу, что также воспроизводит тот опыт серьезного обмана и глубинного искажения реальности, с которым, возможно, столкнулась сама мать в ее собственном детстве, только на этот раз обманывают доверие доктора, а не самой матери. Некоторые из этих женщин, возможно, сами были использованы в качестве объектов, у которых были сфабрикованы или искусственно вызваны заболевания их собственными матерями, и тогда врачи так же выступали в роли активных, хоть и невольных, агентов, причинявших им вред.

Еще можно рассматривать больницу как здоровое тело, функционирующую организацию или «семью», на которую нужно нападать и что-то отнимать. Такие элементы мести, обмана и жестокости не всегда доступны сознательному пониманию матери, но являются важными аспектами сценария, которому она должна следовать.

Для женщин, которые подвергались насилию и которым лгали в детстве, воссоздание во взрослой жизни образа такого же жестокого обращения и обмана может дать временное избавление от боли, возникшей в результате пережитого ими самими опыта. Чувство всемогущества, возникающее как в результате нанесения под маской заботы ущерба ребенку, так и в результате причинения вреда «телу» медицинского