Под новым небом, или На углях астероида - Александр Кучаев

– Как где? – удивлённо переспросил Уиллис. – Нас, взрослых мужчин, шестеро. Да Генри с Сержем – уже восемь. Серж уже участвовал в схватках с длинноволосыми и ничем не уступает любому из нас. Марта – отличная лучница. Ведь это она подстрелила одного из дикарей? – Уиллис повернулся к Свенсену, чтобы получить от него подтверждение. – Когда они атаковали наш арьергард! Итак, нас уже девять. Лу и Стив, конечно, мальчишки. Но пройдёт год-другой, и они станут настоящими бойцами. Надо готовить и других мальчиков, да и девочек тоже, которые половчее. Вон Майя, подружка Сержа, какая она сильная и отважная девушка. Если её немного подучить, она мало кому уступит по своим бойцовским качествам.

При упоминании Майи, старшей дочери Свенсена, такой же желтоволосой, как и её отец, Сергей покраснел и опустил голову. Они дружили и много времени проводили вместе. Но ей было уже восемнадцать, а ему только четырнадцать. Она была взрослая, хорошо развитая физически, с длинными сильными ногами и крепкими руками. Он же, хоть ростом и не обижен, всего-навсего подросток.

Иногда он размышлял над тем, почему Майя общается именно с ним? Не потому ли, что ей больше не с кем гулять? Ведь, кроме Генри и Томаса, подходящих парней больше нет. Но Генри дружит с Хильдой, дочерью О’Брайенов. А Томас, кажется, заглядывается на Тину Уиллис. Сергей в последнее время частенько видел Томаса возле её дома.

Вот и выходит – нет у Майи выбора, остаётся только он, Сергей. Но если рассуждать подобным образом, то и он точно в таком же положении. Майя – единственная девушка, с которой ему интересно.

Он отгонял беспокоившие его мысли. К чёрту всё! Когда он вырастет, то женится на ней. И пусть она старше на несколько лет. Вон Веда тоже на четыре года старше его отца, а как дружно они живут.

* * *

– А скажи нам, Том, много ли у длинноволосых воинов? – спросил Уиллис.

Томас, теперь коротко подстриженный, выглядел подтянутым симпатичным парнем. Все и думать забыли, что он дикарь из вражеского стана, и относились к нему по-товарищески. Он знал своё место и скромным поведением только усиливал к себе всеобщее расположение. Уиллис поощрительно улыбнулся.

– Скажи, те люди, с которыми мы сталкивались, это все, кто у них есть, или они располагают какими-то дополнительными силами?

– Это был лишь передовой отряд, – сказал Томас. – Всего мужчин, способных держать оружие, раза в три больше.

– А где остальные?

– Они находились в основном лагере вместе с женщинами и детьми. В момент нападения на Бристоль лагерь размещался по ту сторону гор, недалеко от перевала Сканди, по которому удобно перейти на равнину. Эта часть племени длинноволосых двигалась за нами и несколько дней спустя должна была прийти в посёлок. Так всегда было: передовой отряд отыскивал удобные пути перехода, места, богатые дичью, а остальные шли следом.

– А как вы попали на Лазурный берег?

– Мне трудно сказать. Бывало, мы годами жили на одном месте, потом снимались и шли то на север, то на юг, то на запад. Но, мне кажется, западное направление было преимущественным. Последние месяцы мы перемещались вдоль горного массива с юга на север. Слева от нас были горы, а справа – пустынная местность. Наши разведчики старались её избегать, потому что там было мало добычи, а зной был нестерпимый. Обнаружив этот перевал, мы двинулись через него.

– Теперь скажи, Томми, почему длинноволосые напали на нас? Ведь это уже второе нападение. Первое было в долине гейзеров, когда погиб твой отец, а вы с матерью попали к ним в плен. Откуда такая враждебность и жестокость?

– Знаете, так всегда было среди длинноволосых. Никому и в голову не приходило, что к чужакам можно относиться как-то иначе. Но жестокость – это обычное явление у них и в своём кругу. Если кто-нибудь провинился, не выполнил, например, приказание вожака, то обязательно последует суровое наказание вплоть до убийства. Такие случаи бывали. Именно за непослушание убили француза – отца моего друга Мишеля, о котором я уже говорил. Не помню, как его звали.

– Его звали Андре, – сказал Уиллис, – Андре Оржерваль. У нас в долине гейзеров было два француза. Второго звали Дюмолен, он погиб в бою.

– Да, правильно, – сказал Томас, – его звали дядя Андре. Его бывшая жена…

– Почему бывшая? – спросил Свенсен. – Помнится, он свою жену очень любил и не собирался с ней расставаться. Её звали Ирма. Она была австрийка, милая такая, небольшого росточка. Она тоже его любила и…

– Её у него отобрали и передали другому мужчине, одному из тех, которые всем верховодили. У этого длинноволосого уже была жена, но она была старая и некрасивая, а ему захотелось иметь молодую. Я не помню, что такого сделала тётя Ирма, но её решили наказать. А чтобы усилить её страдания, прежде всего душевные, исполнить обязанности палача назначили дядю Андре. Он должен был нанести тёте Ирме двадцать ударов палкой по спине. Экзекуция должна была состояться публично, и всё племя собралось вокруг этого места. Мне было тогда лет пять, но я до сих пор помню, как всё происходило, словно это было только вчера.

Томас на минуту задумался, глядя на костёр, лицо его посуровело, уголки рта скорбно опустились.

– С неё сорвали одежду и бросили на землю лицом вниз. Но дядя Андре отказался исполнить наказание. Он даже не взял палку и стоял, заложив руки за спину. Тогда его самого повалили на землю и нанесли пятьдесят ударов. Когда он поднялся, его снова стали принуждать к совершению экзекуции, но он только молчал и всё смотрел куда-то вдаль. Его опять повалили и стали избивать, а потом, полуживому, отрубили голову и насадили её на шест. О-о, этот Дингер на такие выдумки был горазд. Порой мне казалось, что у него не все дома.

– А кто это такой – Дингер? – спросил один из подростков, сидевших у костра.

– Дингер в общине длинноволосых главный предводитель. Человек среднего роста, очень сильный и крайне жестокий. Моя мать всегда говорила, что он ненормальный. Ну а я… Я ведь вырос среди них, видеть проявления зверства для меня не было в диковинку. Но, повторяю, и мне иногда казалось, что он дефективный.

– А что было с Ирмой? – спросил Генри.

– Ей нанесли положенное количество ударов, и в тот же день она покончила с собой. Не из-за побоев – разве она была первой! Просто она не могла больше жить такой жизнью. Она бросилась со скалы. Мы думали, она сразу умрёт, но она ещё полдня дышала. Некоторые предлагали её добить, но Дингер сказал, что «она и так подохнет и пусть перед этим помучается».

– А что случилось с твоей матерью? – спросил О’Брайен.

– Она умерла спустя три месяца после гибели Оржервалей. Она не покончила с собой, а просто зачахла от тоски.

Мужчины, собравшиеся у костра, на своём веку повидали всякое, и всё же рассказ Томаса произвёл на них гнетущее впечатление. Особенно сильно переживали Уиллис, Свенсен и О’Брайен. Они хорошо знали несчастных страдальцев, так как несколько лет прожили с ними бок о бок и не раз помогали друг другу выбраться из беды.