Магазинчик бесценных вещей - Лоренца Джентиле

что открытие магазина для распродажи вещей – на один день, в качестве исключения – позволит нам и собрать средства, и рассказать о нашем проекте. При мысли, что придется расстаться со всеми этими вещами, у меня сжимается сердце, но в то же время я чувствую какое-то приятное волнение оттого, что в нашем деле будут участвовать и другие жители района.

– Я займусь едой, – подхватывает инициативу Анджелина.

– Еще можно все украсить, а какие-то вещи даже вынести на тротуар, – предлагает Присцилла, тоже выдавая некоторое желание поучаствовать.

Синьора Далия что-то бормочет о своих знакомых, которым это могло бы быть интересно.

– Гея? – обращается ко мне Аделаида. – А ты что думаешь? Притихла чего-то.

– А если никто не придет? Вдруг мы ничего не продадим? Вдруг нам объявит бойкот табачник?

– А если, а вдруг! – ругается синьора Далия. – А если настанет конец света?

«Вот именно!» – почти вырывается у меня.

– Если не попробуем, то и не узнаем, как все может обернуться, – отрезает Аделаида. – И даже если все пойдет по какому-нибудь из твоих сценариев, то хотя бы повеселимся.

– Ну ладно, ладно, – сдаюсь я.

Все аплодируют. Затем Аделаида достает из сумки блокнотик и начинает составлять список того, что нужно для организации распродажи. Нужно подготовить приглашения и разнести их по почтовым ящикам района, разместить информацию в интернете, развесить объявления, обзвонить и обойти всех знакомых, поговорить с продавцами, связаться с блогами и новостными сайтами, привлечь власти… Хотя нет, последнего не нужно. Список просто бесконечный, особенно с учетом того, что до субботы всего три дня. Каждой из нас достается свое задание.

Аделаида – одно из самых ценных приобретений, полученных мной благодаря всей этой затее. И это немало. Я возвращаюсь домой, насвистывая, голову переполняют счастливые мысли.

Проходя мимо красного почтового ящика на углу моей улицы и улицы «Нового мира», я останавливаюсь. «Город / Все прочие назначения». Прямо краткое содержание моего письма. Я беру его в руки и дую на него, чтобы передать ему немного волшебства. Папа стоит в конце дорожки. Его сильные пальцы сжимают бумагу с жирафами, оставляют на моих словах черные отпечатки. А рядом брат, присутствие которого я так хочу снова почувствовать в своей жизни.

Я подношу к прорези белый конверт с адресом Крепости. Он балансирует между тем, чем он не был все эти годы, и тем, чем он может стать, если я найду в себе силы подтолкнуть его и запустить в полет – прямо к отцу, в тот далекий уголок света.

Оказавшись внутри, он выйдет из-под моего контроля, перестанет быть без остатка моим. А получу я ответ или нет – это будет решать судьба. Мне останется только сидеть и ждать, зная, что я сделала все, что было в моей власти. Я сжимаю зубы, делаю вдох. Нежно толкаю конверт в прорезь. Письмо приземляется на другие. Теперь у него есть друзья, оно больше не одиноко. Здравствуй, папа.

41

В девять лет я начала писать письма Росселле, моей подруге. Но только она об этом не знала.

Девочкой она была настоящей, а моей подругой – нет. Я мечтала, что когда-нибудь мы подружимся, хотя виделись мы, только когда отец брал меня с собой в ближайший продуктовый магазин пополнять запасы. Двадцать километров пути, из которых пять – по грунтовой дороге, ведущей от Крепости к шоссе.

Росселла целый день сидела у кассы на табуреточке, склонившись над тетрадкой. Хотя ее наполовину загораживала холодильная витрина, я смогла разглядеть, что на обложке была Сейлор Меркурий, моя любимая из всех Сейлор[45], та, с которой я себя ассоциировала. Я знала о них из журнала, который нашла в канаве и с которым обращалась буквально как с древним папирусом, исторической ценностью.

Росселла носила модную одежду со всякими блестящими аппликациями и не донашивала ее за старшим братом, как приходилось мне. Она ходила в школу и поэтому знала всех детей в округе. Они даже заходили иногда в продуктовый с родителями, когда мы тоже там были, но она просто кивала им или сухо говорила: «Привет», с головой погрузившись в свой мир. На меня она даже не смотрела, меня для нее не существовало. Но я была уверена: это только потому, что она меня еще не знает.

Меня притягивала окружавшая ее аура загадочности и превосходства. Чувство одиночества и меланхолия, которые она излучала, отличали ее от всех других детей. Я не сомневалась, что у нас с ней, у меня с Росселлой, много общего, пусть наши жизни и отличались так сильно. Ее судьба, например, тоже была предначертана. Она уже начала помогать родителям с магазином. Когда она не сидела на табуреточке и не писала в тетрадь, она, насупившись, расставляла по полкам товар и даже обслуживала за кассой самых терпеливых покупателей, не извиняясь, если у нее проскакивала какая-нибудь ошибка. Мне просто нужно было дождаться подходящего случая, чтобы заговорить с ней, а потом все пошло бы само.

В своей голове я прокручивала эту сцену сотни раз: мой отец забывает что-то в «Панде» и оставляет меня в магазине одну – хотя бы разочек. Я подхожу к холодильной витрине и как бы невзначай говорю Росселле, что у нее красивая тетрадка и что мне тоже нравится Сейлор Меркурий, потому что она добрая, независимая и мечтает стать врачом.

Я бы спросила у нее, знает ли она, что замок Сейлор Меркурий называется Замком Маринер в честь «Маринера-10», первого космического аппарата, приблизившегося к Меркурию на минимальное расстояние. Что Меркурий оказался похож на блестящий камешек, испещренный кратерами, как лицо моряка[46] морщинами: они рассказывали историю его столкновений с астероидами. Все мы в своей жизни сталкиваемся с астероидами, и Меркурий не пытается этого скрыть. Отсутствие атмосферы делает его небо черным даже днем, а Солнце с его поверхности выглядит в три раза больше.

Рассказав ей все это, я бы спросила, сколько ей лет, чтобы затем удивиться, что мы ровесницы. На самом деле я уже это знала: как-то слышала, что она кому-то говорит свой возраст. Я бы спросила, любит ли она школу. Росселла бы удивилась, что я живу в лесу, на границе цивилизации. Она бы заинтересовалась мной так же, как я заинтересовалась ею, и мы бы завели с ней дружбу по переписке, делились бы друг с другом своим взглядом на мир. Я была уверена, что рано или поздно так и случится, и даже начала ей писать. Одно из моих писем выглядело так.

Дорогая Росселла!

Почему мне на самом деле так нравится Меркурий, так это потому, что его очень сложно исследовать. Малое расстояние от Солнца делает приближение к нему практически невозможным и требует от космических аппаратов сложной системы терморегулирования. Именно поэтому к Меркурию не организуют экспедиции, в которых аппараты садились бы на его поверхность. Он одинок и загадочен, прямо как ты и я.

Ты знала, что первые ДВА МИЛЛИАРДА лет после Большого взрыва на Венере была жизнь? А потом планета стала слишком жаркой и все сгорело. Это рассказал мне отец. Он считает, что такой же конец вскоре может ожидать и Землю.

Я знаю, что не очень хорошо сообщать плохие новости, но с тобой я хочу быть искренней. Ты моя лучшая подруга. Ты не боишься?

С любовью,

Гея

Сидя на полу, я открываю папку с письмами, которые когда-то написала Росселле. Они одни из тех немногих вещей, что я положила в свой рюкзак, когда бежала из Крепости. Я берусь их перечитывать и наконец понимаю, почему мне так нужно было взять их с собой: они были неотъемлемой частью меня, частью, которой я хотела поделиться с другими. Что случилось бы, если бы я действительно отправила их в продуктовый магазин, адрес которого старательно записала в своем тайном дневнике? Чувствовал ли отец мое стремление общаться с людьми? Отчаянное желание завести друзей?

Единственное, о чем я могла думать,