Снежная королева - Наталья Александрова

Как бы то ни было, Хирург аккуратно наложил последний стежоки выпрямился.

— Ну вот, все, что могли, мы сделали. Теперь всезависит от него. Налей-ка мне тоже водки!

— Он… он жив? — спросила Лера, наливая водку встакан и стараясь, чтобы руки не дрожали.

— Пока жив, — ответил Хирург, приложив руку к шеераненого, — пульс есть. А ты, вообще-то, молодец. Тебя как зовут?

— Лера.

— А меня Прохор Петрович… можно просто Прохор. Давайтепоедим, что ли.

Лера внезапно почувствовала, что тоже ужасно хочет есть.Видимо, так проявилось нервное напряжение после всего, что пришлось пережить заэтот бесконечный день.

Она вызвалась на роль кухарки, но Прохор Петрович отстранилее, пробормотав, что женщине нельзя доверять две вещи: оружие и мясо. Споритьона не стала.

Скоро на сковороде скворчала свинина с мамалыгой, а изпогреба появился кувшин с домашним вином. Поскольку обеденный стол был временнозанят Николаем, устроились за маленьким столиком на кухне. Прохор выставил настол большие яркие тарелки, нарезал свежий черный каравай.

Кухня у Прохора Петровича была уютная и даже красивая, хотячувствовалось, что на ней хозяйничает закоренелый холостяк. На беленой стеневисели яркие расписные тарелки, и рядом с ними — десяток курительных трубоксамых разных форм и размеров, деревянных, глиняных и фарфоровых, с длиннымчубуком и коротким. По углам были развешены гирлянды крупного лука, связкичеснока и кореньев, и все это распространяло удивительный домашний аромат.

Немой ритмично двигал челюстями, пережевывая мясо. В углукухни над огромной костью трудился Акбар.

— Ему нужна по крайней мере неделя полногопокоя, — проговорил Прохор, отставив стакан и покосившись в открытуюдверь, за которой был виден раненый.

— Двадцатого приходит караван, — раздался вдруготтуда слабый, но решительный голос.

— И правда, живой! — усмехнулся Прохор. —Лежи да помалкивай! Какой караван? Какое двадцатое? Тебе в сортир неделю самомуходить нельзя!

— Джамаль знает только меня, ни с кем другим не станетразговаривать! — едва слышно проговорил Николай.

Прохор не стал даже отвечать, только махнул рукой.

Раненый больше не говорил, видимо, он снова потерялсознание.

Хирург проводил Леру в маленькую уютную комнату, показал,где можно взять постельные принадлежности. Больше всего Лера обрадовалась,когда увидела самодельный душ. Она встала под горячие струи и не выходилаоттуда, пока не смыла всю кровь и всю усталость последнего бесконечного дня.Потом растерлась жестким полотенцем и снова почувствовала себя человеком.

Выглянув в окно, она увидела, как Прохор Петрович обходитсвои владения, спускает с привязи собак, проверяет замки на воротах и калитках.Верный Акбар бежал рядом с хозяином.

Этой ночью Лере снилась бесконечная дорога, убегающая подколеса машины. И вдоль этой дороги лежали скелеты — одиночные и целыми грудами,с простреленными черепами и раскрошенными страшным ударом ребрами…

— Что это за дорога? — спрашивала Лера у кого-тоневидимого.

И этот кто-то отвечал ей тихим, но звучащим одновременно совсех сторон голосом:

— Это — дорога жизни, великий шелковый путь!

— А чьи скелеты лежат на обочине дороги?

— Скелеты тех, кто не вписался в поворот, или несправился с управлением, или выехал на встречную полосу… скелеты всех тех, длякого эта дорога стала первой и последней.

— И мой скелет тоже будет лежать на обочине?

. — Это зависит от тебя.

Лера проснулась внезапно, как от толчка, среди незнакомыхстен. Она села в кровати, прислушалась. Где-то за стеной слышалось негромкоебормотание, время от времени прерываемое утробным рыком. Лера встала, оделась ивышла из комнаты.

На кухне хлопотал Прохор Петрович. Он жарил остаткивчерашней свинины и заливал ее яичницей. Акбар сидел на полу, сложив задниелапы набок, как щенок, и умильно смотрел на хозяина.

— Ну что с тобой сделаешь, — бормотал Хирург ибросал очередной кусок мяса, который исчезал прямо в воздухе, казалось, недолетев до пасти кавказца.

— Избаловал я его, — проворчал Прохор,поворачиваясь к Лере. — Встала? Ну садись завтракать.

— Как там Николай?

— Жив! Хочешь, отнеси и ему поесть!

— Что — яичницу со свининой? — удивиласьЛера. — Я думала, ему можно только жидкое и протертое…

— Не такой он человек, чтобы манную кашку есть! —усмехнулся Прохор. — Ну попробуй, покорми!

Лера взяла тарелку и прошла в комнату. Николай лежал уже нашироком диване, куда вечером перенес его Прохор Петрович. Лицо его не былотаким мертвенно-бледным, как накануне. Почувствовав аппетитный запах, онприоткрыл глаза, поймал Леру взглядом и вдруг едва слышно прошептал:

— Уходить нам надо отсюда.

— Что? — Лера подумала, что он бредит. Подселарядом с ним на диван, поднесла к губам вилку с едой. — На, поешь, еслисможешь! Тебе нужно набраться сил.

Он благодарно опустил веки, приоткрыл губы, медленнопрожевал маленький кусок, прошептал:

— Хватит, больше не могу! Может быть, потом еще поем.Дай мне попить.

Лера поднесла стакан с водой, наклонила. Николай жадноотпил, небритый кадык приподнялся, как будто в горле раненого перекатилсятеннисный мяч.

— Хватит, — прошептал он, отстранившись. —Уходить нам надо отсюда. Причем прямо сейчас. Ну, по крайней мере сегодня.

— О чем ты говоришь! — отмахнулась Лера. —Тебе не то что уходить — тебе шевелиться-то нельзя! Видел бы ты себя состороны! Вот уж правду говорят — краше в гроб кладут! Это прямо про тебя!

— Ты не понимаешь, — едва слышно проговорилНиколай и вдруг замолчал, лицо его посерело.

— Где уж мне понимать! — проворчала Лера. — Яи понимать-то ничего не собираюсь! Вот, ты заговорил — и уже чуть не отрубился…

Николай прикрыл глаза, его дыхание стало частым, свистящим инеровным.

Так он полежал несколько минут, потом снова зашептал:

— Надо уходить. Хирург — надежный человек, но мы его подставляем.Рано или поздно нас найдут, и тогда его тоже не оставят в покое. Судя по тому,как нас встретили на дороге, в городе начался серьезный передел сфер влияния. Уменя хотят отобрать южный канал, хотят отобрать Джамаля. Этого нельзядопустить. Мы должны ехать в горы.

«Про горы мы не договаривались, — мысленно ответилаона, — и про передел влияния тоже разговора не было. Куда ж ты раньше-тосмотрел? И где те, кто с тобой? Неужели, кроме немого, у тебя и людей-то нет?»