Снежная королева - Наталья Александрова

Пилот выровнял машину и повернулся к пассажирке:

— Ну, ты как — жива? Скоро выйдем из грозового фронта!

— Хоть бы уж поскорее! — проговорила Лера, вытираясо лба холодный пот.

Прошло еще не меньше получаса, и самолет действительно вырвалсяиз косматого облака. В иллюминаторы влился ослепительный солнечный свет.

— У меня там в термосе кофе, — подал голос Калмык,откинувшись в кресле, — налей мне кружку!

Только теперь Лера увидела, как его измотал полет черезгрозу.

Налив пилоту кофе, она снова поудобнее уложила Николая. Онкрепко спал. Лицо слегка порозовело, очевидно, лекарство подействовало. Леравытерла ему мокрый лоб и шею, подоткнула одеяло и свернулась в креслекалачиком. Ее неудержимо клонило в сон.

— Поспи, — проговорил Калмык, — это оттаблетки. От болтанки помогает, но потом действует как снотворное…

— Угу… — пробормотала Лера и погрузилась в сон, густойи липкий, как сахарный сироп.

Ей снова снилась бесконечная, убегающая под колеса дорога,пустынное шоссе, вдоль которого валялись скелеты неудачников, не справившихся суправлением или не вписавшихся в поворот, не выдержавших трудностей этого пути.И сзади доносился шум нагоняющей ее машины. Лера пыталась обернуться, чтобыразглядеть того, кто едет за ней, но это никак не получалось, тело не слушалосьее, оно совершенно одеревенело…

Она резко проснулась.

Тело действительно одеревенело от неудобного положения. Лерапошевелилась, встряхнула головой, чтобы отогнать сон. Впереди виднеласьнапряженная спина пилота, словно сросшегося с штурвалом.

— Долго я спала? — спросила она хриплым со снаголосом.

— Часа четыре, — отозвался тот, не поворачиваяголовы.

— Ничего себе! А я думала, на несколько минутзадремала…

Сон не прибавил бодрости, не разогнал усталость. Поневолеона задумалась обо всем, что произошло с ней за последние дни. Слишком многособытий, гораздо больше, чем за всю предыдущую жизнь. Лера вспомнила ту,предыдущую жизнь и поняла, что вспоминать-то в сущности было нечего. Детство,отравленное вечно пьяным отчимом, замотанная, всегда понурая мать, постоянноорущий маленький Женька…

«Нельзя, — тут же прервала она себя, — нельзя тако них вспоминать. Их больше нет».

Она послушно стала вспоминать хорошее, но в голову приходилотолько, как Женька клеил в детском саду дурацкие коробочки и дарил их им смамой на Новый год. А на Женский день полагалась открытка с кривобокойвосьмеркой, и братик нацарапал неумелой рукой внизу «МОРТА». Не «марта», а«морта», так и подарил маме.

Она почувствовала, как слезы закипели на ресницах. «Morte» —означает «смерть». Слишком много смертей за последнее время.

Внезапно она резко поднялась в кресле. Слезы высохли, неуспев пролиться. А что, если это она, Лера, притягивает смерть и все возможныенесчастья? В самом деле, ехал себе Затвор ночью по дороге, надеялся ведь, чтопроскочит? Подсадил ее — и вот пожалуйста, перестрелка на шоссе, все убиты,кроме нее. И Ритка… И Митька… Этот-то уж точно погиб из-за нее. И ВасилийШлыков сидел бы у себя в деревне, лудил бабкам кастрюли, никуда не ездил…

Теперь Николай. Если бы его повязали менты в Питере, тосейчас бы парился он в камере, но зато целый. А так неизвестно, выживет ли. Иливот еще Хирург…

Ладно, это все лирика. Никому не нужные бабские сантименты.Нужно взять себя в руки, в который раз приказала она себе и выглянула виллюминатор.

Пейзаж за окном полностью изменился. Теперь они летели ненад выцветшей осенней равниной, а над тускло-рыжими холмами, постепеннопереходящими в серые нагромождения скал. Впереди по курсу виднелись горы,увенчанные снеговыми шапками.

— Долго еще лететь?

— Да нет, через час будем на месте!

Самолет немного снизился, как бы прижимаясь к скалистымпредгорьям, и вдруг резко изменил курс, нырнув в узкое ущелье, поросшее чахлымкустарником.

— Вот теперь начинается настоящая работа, — проговорилКалмык, и Лера со своего места увидела, как напрягся пилот, как ссутулились егопокатые плечи.

Самолет летел совсем низко, повторяя повороты ущелья. Наодном из таких поворотов Лера увидела прилепившиеся к откосу домики горногоаула, мелкие человеческие фигурки, пасущееся на склоне стадо овец. Из трубы наодной крыше тянулся дымок.

Самолет сделал еще один поворот, края ущелья разошлись, ивнизу показалось горное озеро — ослепительно синее, круглое, удивительнокрасивое в обрамлении серых, мрачных скал. Пилот плавно повернул штурвал,самолет лег на крыло, промчался над синей гладью озера и снова вошел в ущелье.

На этот раз оно было еще более крутым, узким и мрачным,скалы едва не задевали крылья самолета. Справа в тени скалы мелькнуло какое-тодвижущееся пятно — наверное, дикое животное в страхе спасалось от ревущего внебе двухмоторного чудовища.

Пилот немного забрал штурвал на себя, подняв самолет чутьвыше, но не выходя из ущелья.

— Пристегнись, — бросил он через плечо, —через несколько минут будем садиться!

Лера закрепила Николая, затем сама села в кресло изастегнула потертый брезентовый ремень. Самолет снова развернулся, повторивизгиб ущелья, впереди по курсу показался пологий склон, заканчивавшийся ровнымкаменистым участком не больше пригородного огорода.

«Неужели мы сядем на этот пятачок? — в ужасе подумаладевушка. — Да здесь не хватит места, чтобы машину поставить! Нет,наверное, посадочная площадка будет дальше, за следующим поворотом ущелья…»

Однако самолет явно направлялся прямо к каменистому склону.Еще немного — и он разобьется…

Звук мотора изменился. Кажется, он снижал обороты, ещенаходясь в воздухе над ущельем. Калмык напрягся, на его шее напряглись жилы.Казалось, он усилием собственных мышц удерживает машину в воздухе. Моторработал все глуше. Еще немного — и самолет окончательно потеряет высоту. .ивтот момент, когда падение казалось неизбежным, шасси коснулись склона, машинапрокатилась по каменистой площадке, разбрасывая колесами мелкие осколки щебня,и резко остановилась.

Тишина показалась Лере просто оглушительной.

Она почувствовала боль в ладонях, и поняла, что в напряжениипоследних секунд сжала кулаки, до крови вонзив в ладони ногти.

— Да ты просто волшебник! — проговорила она вспину пилоту.

— А, это ерунда! — отмахнулся тот и вытащил из-подсиденья полупустую бутылку коньяка. — Видела бы ты, как в прошлом году япосадил свою старушку в Кара-Тепинском ущелье! Там рулежка была не большетридцати метров!

Теперь и Мосол проснулся, выглянул в иллюминатор иудовлетворенно замычал. Неожиданно пошевелился и Николай, открыл глаза иприподнялся на локте: