Сказание об Иле - Альберт Иванович Калинов

Сенака, рыбак, что плавал в озерных водах и в гавань эту заходил не раз. Вернулся, чтобы увидеть места родные. Заночевал, проснулся, а надо мною стража. Вот привели. В чем провинился, не могу понять.

– И все? – спросил все тот же человек.

– Все.

– Из рода ты какого? Да не ври.

– Тумгер я.

– Правильно, тумгер… А коли так, скажи: что надо тебе здесь? Или не знал ты, что эта земля, озеро и горы для тоуркунов? Как могут быть они твоею родиной тогда?

– Я шел сюда, в памяти держа, что на землях этих жили три народа. Ведь с тех пор, как был я в гавани в последний раз, пролетели годы.

– Я вижу, ты узнаешь меня, рыбак! – вмешался в допрос Ехунт.

– Да, ты тот, что был среди артельщиков и надо мною старшим.

– Я помню, ты грозился мне, когда я в ящик якорный тебя сажал.

Сенака промолчал.

– Так как же? Что замолк? Как видишь, снова сверху я, а ты внизу. Так будишь мстить? Иль передумал?

– Передумал… – ответил Сенака.

– Вы слышали? Он отказывается от мести! – обратил свою довольную физиономию Ехунт к остальным. – «Передумал»… – передразнил он парня. Со всех сторон послышался хохот. – А что так?

– Не дурак же я и себе не враг, вижу, насколько ты силен, – отвечал Сенака.

– Вы слышали! Он видит! – упивался властью Ехунт.

– Если не слаб умом, если понимаешь правильно ты все, тогда говори немедля: зачем пришел и куда держал свой путь? – вдруг снова заговорил тот, что сидел в центре.

– Добавить нечего к сказанному мной, шел я, надеясь гавань увидеть прежней, – не сдавался Сенака.

– Мы здесь – Верховный Тоуркун, власть над всеми! – всё тот же, сидящий по центру человек показал на тех, что были рядом с ним. – А я в совете этом первый и старший и отдельную от остальных имею власть. Поэтому и говорю: ты хочешь смерти лютой, пыток и мучений страшных? Отвечай же, кто послал тебя и, главное, зачем. Или та яма, в которой ты сидел, покажется тебе тетушкиным домом по сравнению с тем, что ждет тебя вот здесь. Ты видишь, что там? – И он указал пальцем на синее полотно, укрывшее часть стены.

– Да, – отвечал рыбак, – это тоуркунский саван.

– Правильно, саван… Так вот, за ним приготовленная для тебя могила. Не скажешь правду ― и будешь в ней; расскажешь все как есть – выйдешь в эти двери. – Тот, что назвался старшим указал на тот вход, через который Сенаку и ввели сюда.

– Не знаю, чего хотите вы услышать от меня… – как можно спокойнее сказал допрашиваемый странник.

– Что за миссия, о которой говорил ты втайне? Или ты думал, коль в ящике укрылся, коль говорил вполголоса, то слова твои пропали, в озере канули, легли на дно? Нет, у нас везде глаза и уши.

Сразу за сказанным последовал сильный удар сзади, в глазах Сенаки потемнело, и он оказался на пыльном полу.

– Теперь тебе, надеюсь, все понятно? Говори же, зачем ты шел сюда!

– Давеча я, может, и говорил чего – не помню. Сызмальства любил себе придать я значимости, приврать немного, был грех… А тут еще скосила меня брага… Я помню, пил ее, так, верно, перебрал.

Не успел рыбак договорить, как его руки оказались вывернуты за спину и скручены веревкой, что вызывало страшную боль.

– А-а-а… – вырвалось у Сенеки сквозь сжатые зубы.

– Ну что? – склонился над ним тот, что назвался первым тоуркуном. ― Это только начало…

– Не знаю я ничего, брага все! Брага! – превозмогая боль твердил свое Сенака.

Его здорово избили. Но, как бывалому сидельцу в ямах, ему приходилось терпеть и не такое.

– Киньте его к крысам в каменный мешок, – услышал рыбак сквозь боль.

Пнув его напоследок первый тоуркун отошел в сторону. Избитого Сенаку поволокли куда-то.

Дверь отворилась, и в проеме оказался факел. Сенака давно не видел света, перед его глазами раскачивалось яркое пятно, то был огонь, как понял Сенака.

– Вставай! – как-то обыденно и зло скомандовал ему тот, у которого был факел.

Сенака стал подниматься, но ноги сразу подвели. В каменном мешке было так тесно, что узник мог здесь лишь сидеть, поджав под себя ноги. Теперь же они сильно затекли и отказывались слушаться.

С трудом поднявшись, рыбак тут же завалился в угол.

Огоньки, расположившиеся по обеим сторонам, бешено запрыгали и расплылись. Закружилась голова. То, верно, сказывался голод. И еще эта абсолютная тьма, мучительная и долгая, в которой Сенаку продержали неизвестно сколько.

– Выходи! – прорычал ему кто-то.

Сенака поднялся и потихоньку, шаг за шагом, шаркая ногами, побрел по темному проходу. Яркий свет ослепил его; спасаясь, он закрылся рукавом.

– День? – сделал рыбак для себя радостное открытие.

Щурясь, Сенака в первый раз за долгое время увидел небо.

– Привел его? – Среди камней их ждал Ехунт.

Рыбак оглянулся и посмотрел на того, кто привел его сюда, это был старый знакомый, тогда у коптильни накинувший ему петлю. Сенака вспомнил, как у причала он дважды хорошенько приложился к этой роже, правда, теперь «коптильщик» выглядел еще более отвратительно, чем прежде. Скрутившись вокруг шеи, на нем змеей лежала серая веревка. Она была под цвет его физиономии.

– Шагай за мной, рыбак, – позвал Ехунт.

И вот опять стоял Сенака в том же зале, куда и привели его в первый раз. Теперь же там вместе с верховным под корабликом сидели только трое. Ехунт уселся с ними рядом, и стало четверо их. На стенах едва-едва был заметен тусклый свет.

– Ну что, рыбак? Ты, верно, думал быстро встретить смерть? Избавиться с нашей помощью разом от всех проблем? Ты надеялся, что мы тебя сейчас казним и все твои несчастья исчезнут вмиг, как сон вчерашний? Нет же, легкого конца не жди. Его не будет, – начал разговор главный. – Оголодал, я вижу… Ты, вероятно, любишь рыбу? Ведь ты рыбак, а она в наших темных лабиринтах не водится совсем. Но вроде я не прав и теперь вижу, что ты как будто бы в лице поправился немного… Что на губе твоей за след от жгучего поцелуя? Крысы? Их здесь в избытке, они у нас ручные… В том смысле, что одному, который сидел там до тебя, они до костей изгрызли руки. Понятное дело, устал следить он за руками и уснул, когда проснулся, а пальцев нет.

По залу прокатился негромкий хохот.

– Крысы у тебя не только ручные, но и трусливые, там я дюжину их съел. Без остатка, самых жирных и коварных, тех,