Воля рода - Александр Изотов

— Ну, если козёл, чего ещё тут сказать?

Эвелина со вздохом кивнула:

— Пусть будет так. Хотя, скорее, он был просто глупцом. Его всё равно уже нет, но именно по его вине Незримая заперта в этом мире.

— Он может воскреснуть?

— Нет. Легион хотел сначала его душу, но Незримая помешала, ворвавшись в этом мир. Но только она не предвидела силу таких артефактов.

— А почему Незримую называют Чёрной Луной?

— Богиня пострадала на всех планах, — она пожала плечами, — Сознание частично раскололось.

Я усмехнулся. Чокнулась, короче.

Эвелина нахмурила брови и поморщилась.

Мы замолчали…

Где-то там, в физическом мире, Одержимый кромсает врагов. Ну или его самого уже покромсали. А мы сидим тут, смотрим, как ленивый ветер катает песочек по барханам.

— А эта возня с Последним Привратником? — наконец, спросил я, заволновавшись, — Зачатие нового мира, или ребёнка, я так и не понял… что это?

Мысль о том, что теперь она носит в себе продолжение меня, не давала покоя, потому как резко повышала степень ответственности за неё.

Хотя какое там носит, Тим, и десяти минут-то не прошло. И вообще, там же не один раз надо.

Вот об этом «не один раз» мне и хотелось ещё поговорить, обсудить нюансы, так сказать… Причём, желательно, в реальном мире, на физическом, так сказать, плане.

Эвелина застенчиво улыбнулась, глядя на меня, но глаз не отвела.

— Скажи мне, солдат, когда ты выполняешь задание, ты следуешь плану?

— Ну, плюс-минус километр… Там от многого зависит — от точности разведки, от силы противника, от долбанутости командования, да и просто от везения, — тут я заметил, что от волнения меня явно прорвало на целую лекцию.

— Вот и Незримая меняет планы, ищет выход. Если она сама не может вырваться из этого мира, то хотя бы оставит частицу себя в продолжении. Но, как это водится у богов, всё как всегда непросто.

— То есть, сама ты… ну, то есть, если богиня не может вырваться, так хоть детей спасёт?

— Ну да.

Я усмехнулся. Первыми спасаем женщин и детей, но детей сначала надо сделать.

— Тим, когда твой разум объемлет пространство и время на всех слоях мироздания, когда ты видишь прошлое и будущее цивилизаций и миров, когда зажигаешь и гасишь звёзды, когда знаешь судьбу Вселенной… Тогда тебе уж точно известно, будут у тебя дети или нет — они уже есть. Так заведено у богов.

Почуяв, что опять начинается разговор о недоступных мне божественных материях, я примирительно поднял руки:

— Эвелина, погоди, — я покачал головой, — Насколько я понял, вся проблема даже не в Чёрной Луне, а в Пробоине, через которую она заглядывает?

— Ну, если опустить все сложности, недоступные разуму смертного… То да, Пробоина — это явная проблема для Незримой.

— Ясно. Закроем.

После секундной паузы Эвелина громко рассмеялась. Её приступ веселья длился несколько секунд, затем она успокоилась, и со вздохом покачала головой:

— Даже несмотря на то, что некоторые слова могут уничтожить Вселенную, этот мир больше наполнен болтовнёй, которая не может даже сотрясти воздух.

Я упрямо промолчал, глядя на небо. Под псовый хвост все сомнения, солдат выполняет задание действиями.

Сверху пока не было Пробоины, и я не знаю, почему она проявляется в этом мире, скрытом в сознании богини. Но, однозначно, если кто-то её открыл, кто-то сможет и закрыть…

Чёрный Караул, говорите?

— Может быть, Тим. Хотя сейчас это скорее сборище политических интриганов, — усмехнулась Эвелина, отвечая на мои мысли, — В одном ты прав, Тим, чья-то воля поддерживает Пробоину.

— Один из этих оракулов, в теле Альберта Перовского, сказал, что Пробоина — это рана в твоём… кхм… в теле Незримой.

— Насколько можно считать раной приставленный к горлу клинок? — Эвелина пожала плечами, — Если двинешься, то рана появится. Но в случае с богом, который существует сразу и в прошлом, и в будущем, эта рана есть.

Я усмехнулся. Быть богом, это, наверное, с ума сойти можно. Детей нет, но они есть. Ты живой, но уже знаешь, что тебя убили.

Вся вечная жизнь — сплошной парадокс.

— Это просто другие законы, Тим. И, знаешь, наверное, поэтому я и не хочу туда возвращаться.

— Так тебя всё устраивает? — я снова чуть не рухнул под её непревзойдённой логикой.

— Если бы веками не пытались поймать и убить. Вернётся Незримая, и уж она разберётся, не беспокойся.

— Сколько тебе лет? — вырвалось у меня.

— А разве прилично задавать такие вопросы? — Эвелина рассмеялась.

Я поджал губы. А ещё говорит, другие законы. У богов, наверное, тоже принято — после десяти тысяч лет возраст не спрашивают.

— Этому телу сто двадцать три года, — Эвелина скромно улыбнулась, — Не так много, в сравнении с одним из моих перерождений.

— Твою же псину… — я поскрёб затылок.

Конечно, у нас на Земле, в нашем продвинутом две тысячи двести тридцать первом году, таким возрастом никого не удивишь. Развитая медицина творит чудеса, но человек в эти годы уже имеет преклонную красоту, и точно не выглядит двадцатилетним юнцом.

— Знаешь, я впервые ощутил неловкость от того, что мне меньше трёх десятков лет, — хохотнул я, — Постой, то есть, как сто двадцать три? Так ты и вправду смертная?! А как же эти тысячи лет, что ты скрываешься здесь…

— Рождаюсь, расту, умираю. Тут ещё сложность в том, чтобы вспомнить, кто я на самом деле, и принять предназначение. Это не всегда получается.

— То есть, не всегда? — я зажмурился, окончательно потеряв способность понимать, — По Красногории ходят и ещё такие, не вспомнившие?

— Да, — сказала Эвелина и развела руками, намекая, что искать здесь логику или какую-то хронологию бессмысленно, — Тим, не забывай, что Незримая — это богиня.

Я сложил пальцы домиком, упёр кончики в бровь. Сгинь моя луна! Да сколько можно насиловать мне мозг?

На мгновение возник небольшой страх, что всё это может оказаться просто совпадением. Какая-то сумасшедшая девушка возомнила себя инкарнацией богини, привлекла к себе внимание всякой нечисти, а на деле-то окажется обычной безлунной.

Эвелина не вмешивалась в мои мысли, продолжая рассматривать горизонт.

— Говоришь, ты вспомнила, что являешься Незримой? То есть, твои воспоминания — это просто сны, видения, откровения всякие?

— Да Чёрную Луну тебе в Пробоину, Тим! Ну нельзя же быть таким тугим. Ты думаешь, это реально имеет значение?