Три любви - Арчибальд Кронин

Питер послушно взглянул на мать и, сдерживая всхлипы, кивнул:

– Да, дядя Джо.

– Хороший мальчик, молодец, – одобрительно откликнулся Джо, перебирая короткими пальцами печати, висевшие на тяжелой золотой цепи, что поблескивала у него на животе.

Его глаза, в которых светилась благожелательность, по очереди оглядели всех троих и остановились на Эдварде, который усаживался с меланхоличной серьезностью.

Люси, одной рукой обнимавшая сына, вдруг притянула его к себе. Маленькая гостиная, казалось, была заполнена напряженной тишиной. В окно проник косой луч солнца, словно рассекая полутемную комнату желтым лезвием. Казалось, никто не знает, что сказать.

– Ну что ж, – наконец вымолвил Джо, медленно обводя всех взглядом, – я уже говорил и повторю снова. Это ужасный удар. – Он вздохнул. – Но ничего не поделаешь. Он умер, бедняга, упокой, Господи, его душу. – Он скосил глаза на Эдварда. – Дадим слово духовенству?

Эдвард смущенно заерзал. Следует ли прочесть молитву? «Едва ли, – подумал он, – раз здесь только родственники». Кроме того, он уже отслужил панихиду.

– Что ж, – повторил Джо, – слушаем тебя. Что скажешь по этому поводу?

– Ты… ты вникала в дела? – нерешительно спросил Эдвард у Люси. – Например, какой был счет за похороны?

Несмотря на терпение и дружелюбие старшего брата, Эдвард в его присутствии терял изрядную долю своей напыщенности.

Джо тотчас поднял волосатую руку в знак несогласия.

– Нет! – театрально воскликнул он. – Я не имел в виду разговоры на эту тему. Если позволишь, это мое дело. – Он взглянул на брата с неприкрытой враждебностью. – Господи, пожалей меня! – сказал он негодующе. – Кто я такой, по-твоему? Разве я не говорил тебе, что собираюсь заплатить за все? Думаешь, я жалкий скупердяй? Как будто я не могу этого сделать для моего бедного покойного брата! – Затрепетали его ноздри, круглое брюшко затряслось, на ресницах повисла слеза. Он был искренне растроган и с чувством продолжил: – Да, я устроил ему прекрасные похороны! Прекрасные! – Слова слетали с его губ неторопливо, словно он смаковал их. – Клянусь Богом! Самый лучший гроб с покрытием из латуни, который только можно купить! И море цветов. Красивые и достойные проводы. И я заплачу все до последнего фартинга! Деньги для меня не проблема. Так вот взять и внезапно умереть! Господи, пощади мою душу! Если бы я не похоронил брата как полагается, кем бы я был после этого?

Он провел по глазам тыльной стороной ладони и взглянул на Люси, ища одобрения.

Бледная и молчаливая, измученная страданиями двух последних недель, она склонила голову, рассматривая рисунок на ковре. Неужели Джо никогда не перестанет бурно вспоминать похороны? Громогласно заявив, что все оплатит, он настоял, чтобы Фрэнка похоронили в семейной могиле в Ливенфорде – туда пришлось долго ехать в экипаже. Все это, конечно, делалось напоказ, но у Люси не было сил противиться Джо.

Прижимая сына к коленям, она вновь с дрожью вспоминала тот сырой и серый день. Странно, почему тягостный обряд погребения часто происходит под пасмурным унылым небом? Но так оно и было. Погода не задалась, дождь лил не переставая, с нарастающим дробным стуком, словно насмехаясь над хлопотами Джо. Хляби небесные обрушились на профессиональных плакальщиц, скорбных и чопорных, на пышный черный катафалк, сверкающий стеклом, на груды приторно пахнущих белых цветов, на всю показуху и тщету претенциозных похорон. Это было последнее, чего желал бы Фрэнк, последнее, чего желала она.

Однако Джо был в своей стихии – цилиндр набекрень, большие пальцы под мышками, в глазах скорбь и возбужденный блеск.

Дождь. Дождь. Дождь.

Во время долгого путешествия до Ливенфорда он немилосердно поливал траурную процессию. Через город она прошла с медлительной торжественностью, но в конце Гарсден-стрит лошадей пустили быстрой рысью. На пустых проселочных дорогах экипажи тряслись на ухабах, разбрызгивая воду. Люси вяло думала о том, какие странные положения при такой тряске могут принимать руки и ноги покойника в этом широком дорогом гробу. Зачем он лежит там? Эта мысль пронзила ее, заставила содрогнуться.

На повороте дороги она заметила взгромоздившуюся на катафалк скрюченную фигуру наемного участника процессии, который посасывал глиняную трубку, и в ней что-то всколыхнулось от ужасной абсурдности происходящего. Хорошо, что она воспротивилась, когда Джо пожелал, чтобы Питер «подержался за веревку» у могилы, ибо сейчас Люси уверилась: эта пародия на похороны – неподходящее зрелище для ее сына.

На кладбище все утопало в жидкой грязи. Дождь совершенно испортил венки из живых цветов. Эдвард в черной епитрахили казался бледным, он ежился от сырости. Рыдания Джо – а он рыдал до последнего момента – заморозили собственную скорбь Люси. Она стояла оцепенев, пока гроб на черных веревках опускали в сырую землю.

Потом они пошли в квартиру Джо над таверной «Шемрок» – подходящее завершение трагического дня. Сам дом вызвал у нее отвращение – грязный, неопрятный, захламленный одеждой и едой. Бешено скачущая вокруг людей гончая, меховое пальто Полли на комоде, рядом с сырыми стейками из свинины… Здесь царила смесь сложных ароматов, хранившая запахи каждой пышной трапезы, что была приготовлена в этих засаленных стенах.

В комнате было сильно накурено. У Люси в ушах звенели обрывки разговоров.

– Точно – в тот год приезжал Бранаган.

– Это могло быть даже из-за денег, – проронил Джо, посасывающий сигару.

– Если хотите знать, их украли.

– Адское пламя!

Здесь собралась добродушная компания друзей Джо, ни одного из них Люси не знала.

В стороне от них стояла группа более сдержанных людей, это был ее круг – брат Ричард, Леннокс, с сочувствием наблюдавший за ней.

Она смутно видела их сквозь пелену своего горя, ощущая в душе ужасную подавленность.

Но все уже позади! Люси резко подняла голову, силясь прогнать тяжелые воспоминания и стремясь ради сына заглянуть в будущее.

Джо держал речь перед друзьями.

– Говорю вам, – доверительным тоном заявил он наконец, – я позабочусь о том, чтобы у Люси и мальчика все наладилось. Что мы за люди, если не можем поддержать своих?

– Что ж, – недоверчиво пробормотал Эдвард, – конечно, если ты говоришь серьезно, Джо.

Зная, что брат живет в большом достатке, он, естественно, понимал, что оказывается в проигрыше – у него не было средств, поскольку его призвание обеспечивало ему лишь скудное годовое содержание.

– Конечно серьезно! Для чего, по-твоему, я открывал рот? – отозвался Джо, сердито тараща глаза. – Так что можешь считать это неоспоримой истиной.

Наступила пауза. Потом Эдвард заговорил вновь. Он был сильно уязвлен тем, что Джо монополизировал обязанность, которая в силу его звания должна была быть возложена на него. С оттенком высокомерия он спросил: