Память осени - Александр Григорьевич Звягинцев

круто!.. На кой черт ты эту Ингу спасал, Неволин? Она же пока всех тут не уморит, не успокоится. Она же специально над нами тут измывается, гадина! Что я, не вижу! Ведь месть – дело людское!

Вера Александровна (сочувственно). А бедный Гена чуть не умер от переживаний. Получается – все его терзания зря…

Виктор (расхаживая по гостиной). Да-а… Нет, Бог – он все-таки не ангел… И если что дает, то на своих условиях…

Вера Александровна (все так же сочувственно). Представляю, как расстроится Тася…

Гланька (насмешливо). Ба, ты еще поплачь о ней…

Какое-то время все молчат. Тишину нарушает Гланька.

Гланька (громко хлопая в ладоши). Ладно, дают или не дают, кому дают – нам по барабану! А вот эту штуковину (указывает на бюст) надо все равно закопать… Зря, что ли, Неволин там такую яму вырыл!

Все смотрят на бюст и молчат.

Гланька (нетерпеливо). Что, так и будем кого-то ждать?

Максим (шумно вздохнув). Ладно, надо так надо. Давай, Неволин, заходи с того боку… Сейчас мы его…

Максим и Неволин подходят к шкафу с бюстом.

Виктор (вдруг дрогнувшим голосом). Какое-то дурацкое ощущение… Будто мы мерзость какую-то затеваем. Хотя…

Максим (отмахиваясь). Ну ладно, не человека же хороним!

Виктор (со смешком). Уверен?

Максим (начиная привычно злиться на брата). Слушай, кончай свою мистику! А то мать сейчас реветь начнет и тогда…

Виктор, Максим и Неволин подступают к бюсту, с трудом поднимают его.

Возгласы: «Тяжелый какой!.. Неудобно… На меня подавай!.. Руку перемени!.. Ой, пальцы, пальцы!!!»

Вера Александровна бросается к ним.

Вера Александровна (заботливо). Осторожно! Разобьете!

Максим и Неволин опускают бюст на пол, не знают, что делать дальше, потому что Вера Александровна мешает, укладывая на пол свой платок, в то место, куда ложится голова бюста.

Максим (раздраженно). Мать, ты что – псих? Хочешь, чтобы тебе на ногу свалилось? Тебя потом в больницу везти?.. Ну, разобьем, ну и что? Мы же его закапывать несем! В яму, а не в музей!

Вера Александровна (словно не понимая ничего). Какой ужас! За что мне все это?

Максим (теряя всякое спокойствие). Виктор, да скажи ты ей! Или мы сейчас закончим этот сумасшедший дом, или… или давайте все вместе дружно сходить с ума! Хором! Это же глина, гипс! Причем здесь отец? Что вы вцепились в эту бандуру!?..

Вера Александровна (словно обезумев). Не смей так говорить! Это… Коля… я…

Гланька вдруг выбегает и возвращается с носилками.

Гланька (деловито). Так будет удобнее.

Гланька подмигивает Неволину.

Максим (нетерпеливо). Ну, погнали, пока при памяти. Давай, Неволин, впрягайся…

Осенний сад, освещенный заходящими лучами солнца. Все сияет.

Неволин и Максим несут бюст на носилках. Виктор поддерживает мать, бредущую следом. Гланька идет одна, засунув руки в карманы куртки. Процессия подходит к чернеющей яме.

Опустив носилки на землю, все какое-то время стоят, невольно склонив головы.

Максим (нетерпеливо). Ну, опускаем, что ли?

Молчание. Никто не двигается.

Максим (сильно возбужденный). Что, речи говорить будем?

Поворачивается к Виктору.

Максим (с издёвкой). Ага, значит, речи… Ну, давай, произноси… Ты же у нас теперь за главного. Вождь и учитель. Скажи слово народу… Как трудно нам сейчас одним, когда всю ответственность надо брать на себя… Скажи, что нас выгоняют из дома, который отец построил, а мы, два бугая, не можем защитить… Скажи, что его жене негде жить, потому что его сыновья не хотят жить с ней… Ну, говори же, что ты молчишь? Скажи что-нибудь!..

Виктор молчит, потом вдруг взгляд его падает на топор, которым Неволин рубил корни. Он смотрит на него безумными глазами, вдруг медленно поднимает и замахивается на Максима.

Неволин бросается вперед и вырывает топор из рук Виктора. Вера Александровна страшно вскрикивает и валится на землю. Все бросаются к ней.

Гланька (орёт). Вы что, совсем очумели! Оба! Идиоты, вы ее в могилу сведете! Ведите ее домой, а то у нас тут настоящие похороны начнутся!.. Мы с Неволиным без вас обойдемся.

Виктор и Максим, пристыженные и растерянные, послушно ведут мать к дому, который тепло и уютно светится в надвигающихся сумерках освещённым окном.

Гланька походит к Неволину вплотную, бесстрашно смотрит ему в глаза.

Гланька (императивно). Ну, Неволин, давай заканчивать весь этот бардак. Больше, как видишь, это сделать некому.

Неволин (пораженный исходящей от нее уверенностью). Слушай, они там друг друга не поубивают? Может, тебе лучше пойти за ними присмотреть?

Гланька (отмахиваясь). Обойдутся. Что я им, нянька?!.. И вообще, ты за них не беспокойся! Наша порода, иконниковская, особая. Даже если слабаки, то сильно при этом живучие. Сейчас у них все пойдет как по расписанию – поорали немножко, можно и расслабиться, чтобы прийти в себя. Выпить у них всегда найдется… Вот увидишь, когда мы все сделаем и вернемся, они будут со смехом вспоминать что-нибудь из прошлого… А бабуля будет смотреть на них счастливыми глазами и умиляться… Так что, когда мы туда вернемся, перед нами предстанет святое семейство в лучшем виде. Во всем своем великолепии!

Неволин (с искренним интересом). А ты, выходит, другая…

Гланька (сморщив нос). Другая. Они, отец с братцем своим, – в мать, то есть в бабулю, а я – в деда… Вот в него. (Указывает на бюст).

Неволин (чуть насмешливо). Уверена? А вдруг…

Гланька. Ладно, еще разберешься, успеешь… Дай-ка я тебе лучше помогу.

Гланька подходит к бюсту, стоящему на краю ямы, ставит на него ногу и несильно толкает. Бюст легко и беззвучно съезжает вниз и мягко плюхается в темную яму.

Гланька (задумчиво). Вот и все. Извини, дед, если что не так. Уж какие есть!..

Дождавшись, пока Неволин закидает яму землей, Гланька берёт его под руку и они медленно идут к дому.

Вся семья Иконниковых и Неволин сидят в гостиной, не зная, что теперь делать. После произошедшего в саду чувствуется опустошение – не о чем говорить…

За окнами стремительно темнеет, сосны шумят все тревожнее и громче. Надо бы включить свет, но никто этого не делает.

Вдруг раздаются тяжелые шаги и грубый голос разрывает тишину:

Грубый голос (нахально). Хозяева есть?.. Есть кто живой?

Входит шофер, грубый шумный мужчина лет пятидесяти.

Шофер (с грубой иронией). Я спрашиваю. Хозяева живы?

Все молчат. Словно собираясь с силами.

Шофер (также грубо). Так ехать будем? Или как? Не хотите – не надо.

Виктор (непонятно к кому и о ком). Все как всегда. Сначала все испортят, а потом еще претензии предъявляют.

Шофер (распаляясь). А я чего? Пока чинился, потом заправлялся… Покушал потом. Что, мне и покушать нельзя? Голодному туда-сюда мотаться?.. Я и вообще мог сегодня не приезжать – чинился бы да чинился…

Виктор (невесело усмехаясь). Да ты бы всю жизнь чинился, дай тебе волю.

Шофер (с вызовом). Если бы