В сентябре вода холодная - Анна Князева

– Завтра же отпишусь в отдел опеки, запрошу у них списки усыновителей.

– Лучше съездить в Энский детдом и поговорить с младшим персоналом, узнаете много полезного.

– Если честно, с трудом верится.

– Чтоб вы знали – чудеса иногда случаются.

– Хотелось бы в это верить. – Стерхова положила трубку и, немного поколебавшись, набрала номер Марины Савельевой.

– Простите, что поздно.

Та ответила:

– Я еще не ложилась.

– У вашей племянницы были особые приметы? Родинки, шрамы…

– А почему вы об этом спрашиваете?

– Пока не могу сказать.

– Тогда вам лучше поговорить с моей матерью.

– Еще мне нужна фотография девочки.

– Знаете что?.. – Марина сделала паузу. – Завтра утром я поеду в Заварзино. Хотите со мной?

– Да, конечно!

– В половине восьмого вас заберу.

– Я остановилась в гостинице.

В половине восьмого Марина и Анна отъехали от гостиницы. С первых минут пути Стерхова ощутила сильное желание отобрать у нее руль и повести машину самой. Спустя полчаса она положилась на бога. Он, по крайней мере к Марине, мог проявить снисхождение.

Заметив на заднем сиденье живые цветы, Анна спросила:

– Матери?

– Нет, Вите.

Значение этой фразы Стерхова поняла после того, как съехали на гравийку и направились в сторону моста. К тому времени вполне рассвело, и Анна не отрывала глаз от окна. Сначала вдоль дороги тянулись поля, которые то вздымались, то опускались и тянулись до самого горизонта. Потом стали появляться небольшие леса и овраги, усеянные редким кустарником. Когда автомобиль заехал в еловый лес, в салоне стало темно.

– Мрачное место, – заметила Стерхова, подразумевая, что где-то здесь нашли останки Савельевой.

На мосту Марина затормозила. Они подошли к перилам. Тихо, без всплеска, упали в воду цветы.

– Светлая им память, – сказала Анна.

– У бога все живы. – Глядя на воду, Савельева грустно вздохнула.

– Смотрите! – Стерхова перегнулась через перила и показала рукой. – Там, под мостом, кто-то рыбачит.

– Наверное, рыбное место. – Марина села в машину. – Едем?

Оставшиеся тридцать километров они проехали за сорок минут и прибыли в Заварзино к девяти. Открыв ворота, Тина Евгеньевна обняла дочь.

Марина с тревогой спросила:

– Как отец?

– Без улучшений.

– Ясно, – горько обронила она и указала на Стерхову: – Анна Сергеевна хочет с тобой поговорить.

– Идемте скорее в дом. На улице холодно.

Войдя последней, Стерхова задержалась возле приоткрытой двери спальни и увидела сидящего на кровати старика с взлохмаченным затылком. Закинув голову, он проглотил таблетки и запил водой. Анна отпрянула и, прежде чем он обернулся, зашагала в гостиную.

Когда все трое сели вокруг стола, Тина Евгеньевна сцепила пальцы в замок и положила руки перед собой. Стерхова улыбнулась: точно так же делал ее шеф – привычку он, вероятно, перенял от своей матери.

– Нашли убийцу? – спросила Тина Евгеньевна.

– Нашла, – уверенно заявила Стерхова. – Теперь собираю доказательства.

– Скажете, кто их убил? – Мать Савельева смотрела на Анну, но ее глаза даже не увлажнились. Было ясно, что на плечах этой мужественной женщины держится благополучие всех членов семьи.

– Скажу, но несколько позже. Сейчас мне надо, чтобы вы рассказали об особых приметах внучки.

И тут Тина Евгеньевна охнула:

– Неужели?!

– Спокойно, – сказала Стерхова. – Могу сказать лишь одно: ее останки не обнаружены.

– Что-то я не пойму. – Савельева-старшая развела руками. – Танечка осталась жива?

– Эту версию мы прорабатываем. – Не давая необоснованных надежд, Анна предупредила: – Как и другие.

– Другие? – вмешалась в разговор Марина. – Да тут уж или жива, или нет.

– Однозначного ответа дать не могу. На всякий случай требуются особые приметы.

– Ну хорошо. – Тина Евгеньевна поднялась со стула и вышла из комнаты. Вскоре она вернулась с альбомом. – Думаю, вам пригодится фотография.

– Желательно из последних, – сказала Анна.

– Насчет особых примет: у Танечки такая была. – Женщина прочертила пальцем по лбу у линии роста волос: – Шрам. Соседский мальчишка запустил в нее камень, кровищи было немерено. Пришлось отвозить к фельдшеру и накладывать швы.

– Сколько?

– Швов? Два. А сам шрам – небольшой, сантиметра три. Но на детском лобике был заметен.

Стерхова записала в блокнот.

– Цвет глаз и волос?

– Глазки – серые. Волосы светлые, но думаю, с возрастом они бы потемнели, как у отца.

– Теперь давайте фотографии.

– Вот. – Тина Евгеньевна раскрыла альбом и отыскала нужную. На ней светловолосая девочка прижимала к груди медвежонка. – Такая подойдет?

– Вполне.

Прежде чем отдать снимок Анне, женщина задержала его в руках и, вспоминая, покачала головой:

– Как же она любила этого медвежонка! Однажды оторвала ему лапу. Уж как это вышло, не знаю, но реву было – хоть уши затыкай. Я, помнится, коричневых ниток не нашла, пришила красными. Так и осталось.

– В то утро мишка был с Танечкой, – сказала Марина. – Брат поднял ее с постели, завернул в одеяло да так и унес в машину.

Стерхова забрала фотографию девочки и вложила ее в блокнот.

– Медвежонка не нашли. Во всяком случае, в протоколе об этом ни слова. Но если учесть, что задняя дверь машины была открыта, его могло унести течением.

– Если Танечка осталась жива – он точно с ней, – уверенно заявила Тина Евгеньевна.

Несмотря на драматизм ситуации, ее уверенность показалась Анне излишней.

– Пока ничего не известно, мне бы не хотелось вас обнадеживать.

На работу Стерхова приехала уже после обеда. Заметив ее в коридоре, из приемной выбежала секретарша Кристина:

– Анна Сергеевна! Как хорошо, что вы здесь. Только что собиралась вам позвонить.

– Что такое? – остановилась она.

– В три часа Демин собирает совещание по делу Савельевых. Вас приглашают.

Стерхова улыбнулась:

– Куда же без меня…

В три часа они вместе со Шкарбун явились в приемную. Кристины на месте не оказалось, но дверь в кабинет Демина была распахнута настежь.