Не оборачивайся - Мишель Ганьон

Ноа бросила на него недоуменный взгляд.

— Не имеет значения, — продолжал Коди. — Сейчас большинство ученых считает, что ЧУИМ каким-то образом воздействует на эндокринную систему, которая состоит из желез, выделяющих гормоны в кровь для регуляции всех процессов.

— Те самые железы, которые заметно активизируются, когда ребенок достигает подросткового возраста, — сказал Питер. Это ему было известно. После смерти Джереми он начал следить за достижениями в области исследования ЧУИМ, хотя прогресс оставался незначительным. — Именно по этой причине болезнь чаще всего поражает подростков.

— Верно, — сказал Коди, посмотрев Питеру в глаза. На мгновение они стали печальными, но это выражение исчезло так быстро, что Ноа едва успела его заметить. — Из того, что я успел прочитать, даже несмотря на опыты на людях, — тут его голос напрягся, — они до сих пор не узнали ничего нового.

— Но зачем они меня разрезали? — спросила Ноа.

— На самом деле вопрос следует сформулировать иначе: почему они сделали операцию тебе именно в этом месте? — Он провел линию по своей груди, повторив жест, который сделала Ноа.

Питер и Ноа недоуменно переглянулись.

— Вот что я имею в виду, — продолжал Коди. — Большинство исследований было сосредоточено на гипоталамусе, который находится здесь. — Он указал на свой затылок. — Складывается впечатление, что ЧУИМ воздействует именно на него. Гипоталамус отвечает за температуру тела, голод, жажду и тому подобные вещи.

— И за сон? — тихо спросила Ноа.

— Конечно, — ответил Коди, заметно воодушевляясь. — Более того, некоторые доктора полагают, что причины возникновения бессонницы у немолодых людей связаны с изменениями, которые происходят с гипоталамусом. — Тут Коди заметил, что Ноа выглядит потрясенной, и замолчал.

— Ты перестала спать? — спросил Питер.

Она пожала плечами и опустила глаза.

— Продолжай, — твердо сказала она.

— Ты уверена? — с сомнением спросил Коди.

— Да.

После некоторых колебаний Коди снова заговорил.

— В этих документах написано, что они начали с экспериментов на гипоталамусе.

— И в чем они выражались?

— Тут все довольно туманно. — Коди потер лоб. — Не забывайте, я изучаю медицину только второй год. Большая часть того, что здесь написано, мне недоступна.

Питер сильно в этом сомневался. Коди был одним из самых способных людей, которых он знал.

— Так что они сделали со мной? — спросила Ноа.

— Тимус.[42]Еще одна часть эндокринной системы. И довольно странная. Долгое время никто не знал, за что она отвечает. Но в шестидесятых годах прошлого века было обнаружено, что она растет до тех пор, пока не начинается пубертатный период; тогда рост прекращается, и она начинает уменьшаться. К тому времени, когда человеку исполняется шестьдесят, тимус меньше, чем при рождении.

— Проклятье! — сказал Питер. — Тебя там кое-чему научили.

— На прошлой неделе я писал тест по этой теме, — признался Коди. — И начал склоняться к изучению эндокринологии, потому что… ну, ты знаешь.

Питер кивнул. После смерти Джереми Коди перешел с юридического на медицинский, в результате чего ему пришлось провести в колледже лишний год. Он решил посвятить жизнь борьбе с недугом, погубившим его лучшего друга.

— Хорошо, они что-то сделали с моим тимусом, поэтому я не могу есть и спать?

Коди выглядел смущенным.

— Тут и начинаются странности. Если бы они что-то сделали с твоим гипоталамусом, то я бы понял. У тебя на голове не осталось шрамов?

Ноа застыла.

— Я не знаю, — медленно проговорила она. — Я не проверяла.

— Хочешь, я посмотрю? — мягко спросил Коди.

Она кивнула и наклонилась к нему. Пока пальцы Коди ощупывали ее голову, он успокаивающе сказал:

— Им бы пришлось сбрить часть волос. — Он удовлетворенно откинулся назад. — Никаких следов нет.

— А к чему приведет воздействие на мой тимус?

Коди пожал плечами.

— Думаю, ни к чему. Сколько тебе лет, семнадцать?

— Шестнадцать, — ответила Ноа.

— Значит, он уже перестал расти.

— А что пишут те, кто не знает подробностей эксперимента? — спросил Питер.

Коди колебался.

— Ну? — резко спросила Ноа.

— Просто… они проводят исследования в различных направлениях. И вся информация закодирована, поэтому я не знаю, какие эксперименты они над тобой проводили.

— Но у тебя есть теория, — сказал Питер.

По тону Коди Питер понял, что ему удалось что-то обнаружить.

Коди никак не мог принять решение.

— Скажи мне, — спокойно сказала Ноа.

Она подняла голову и посмотрела Коди в глаза. И Питер вновь поразился ее хладнокровию. На ее месте он бы лез на стенки.

— Не думаю, что они что-то делали с твоим тимусом, — сказал Коди. — Мне кажется, они вживили тебе еще один.

— Еще один? — переспросила Ноа.

— Наверняка я знать не могу, — сказал Коди. — Есть только один способ проверить — сделать рентгеновский снимок. Но в этих документах, — он поднял бумаги, лежавшие справа от него, — есть намеки на то, что они сделали крупное открытие, связанное с добавлением тимуса. На самом деле тут нет ничего удивительного. Некоторые мыши рождаются с двумя тимусами. Вот почему человек, который собирался опубликовать свои исследования, считал, что данные получены в результате работы с лабораторными животными.

— А где они взяли еще один тимус? — спросила Ноа.

Ее голос стал холодным и лишенным любых интонаций. Казалось, они обсуждают погоду.

— Я не могу сказать ничего определенного, — попытался уклониться от ответа Коди.

— Ну а если ты попробуешь угадать?

Понизив голос, он неохотно ответил:

— В файлах некоторых детей… на них не хватает информации.

— И что это значит? — недоуменно спросила Ноа.

Питер похолодел.

— Они взяли его у одного из них.

— Ты хочешь сказать… — Рука Ноа метнулась к губам, глаза широко раскрылись. — О господи!

— Я не уверен, — торопливо добавил Коди. — Но такая возможность представляется наиболее вероятной.

Ноа позеленела, как в тот момент, когда перестала есть в кафе.

— Значит, во мне тимус одного из погибших ребят?