Обжигающий след. Потерянные - Анна Невер

– Жалко животину. А вдруг плохой хозяин попадется, возьмет да запорет дурашку.

Кобыла с очередного пинка преодолела последний поворот, и сани встали у длинного неровного частокола. Прихватив пару корзин, вэйна с помощницей потопали гуськом во двор приюта.

«Сердечный кров» оказался двухэтажным бараком довоенного времени. Неказистые черные пристройки лепились к нему со всех сторон, как наросты к березе. И не поймешь, где заканчивалось людское жилище, а где начинался блеющий скотный двор или же прачечная. Чуть правее часть большого двора занимал недостроенный сруб. Похоже, работы по его возведению остановились очень давно. Дальше возвышались беседка с облупленными бортами, пара лавок у занесенной снегом клумбы и единственный во всем этом унылом безобразии добротного вида колодец-журавль.

У колодца возились с ведрами три женщины. Одна юная, две постарше. Огрубевшие черты лиц этих двух и одежда с чужого плеча не давали возможности определить их возраст. Тридцать? Пятьдесят? Еще издали, завидев гостий, женщины зашептались. Молодая открыла рот и с явным интересом уставилась на пришедших. За что тут же получила подзатыльник. «Беги скажи, а то все схлопочем!» – услышала Тиса приглушенный голос. Молодка унеслась в сени, а оставшаяся парочка при приближении колдуньи поклонилась в пояс, пробурчав робкие приветствия.

Внутри приюта впечатление от сего места не улучшилось. Посреди парадной стояла ржавая лохань, наполовину заполненная мутной водой. С опухшего потолка в нее сочилась вода. Стены медленно, но верно отвоевывала сырость. А скрипучая дверь, что за собой притворила Тиса, не пожелала с первой попытки входить в отведенную для нее раму. Навстречу вэйне уж торопилась смотрительница. Полногрудая и широкоплечая, она в пару секунд окинула пришедших опытным взглядом выпуклых глаз и безошибочно остановила его на корзинках. Рот произвел движение сродни жевательному, и большая нижняя губа выпятилась еще больше. Впрочем, похоже, что женщина так улыбалась.

– Благодетельница наша, Агата Федоровна! – Голос поставленный, зычный. – Как милостив Единый, что привел вас сегодня в нашу скромную обитель!

За спиной смотрительницы ее подручница – сухопарая тетка в платке, повязанном так, что тот закрывал брови и щеки, – тут же подхватила песню:

– Как милостив! Очень милостив!

– Степанида, право слово, оставь аллилуйю, – отмахнулась вэйна, – ты же знаешь, что я не способна обойти «Сердечный кров» стороной в сотворенские. Лучше скажи, как поживают приютные? Есть ли больные? И что за капель нынче в парадной?

– Нет у нас теперь надежного крова, благодетельница! Крыша-то наша прохудилась! – запричитала смотрительница.

– Уж мы ее чинили-чинили, усе руки изгваздали. Артель бы нанять, да на какие копейки-то? – добавила подручница.

– Что теперича делать-то, как быть-то, не знаем! Детушки да старики мерзнут!

– Ноженьками-то по половицам мокрым ходют! Захворать недолга.

И так слаженно скороговоркой причитали женщины, обступив вэйну по дороге в гостевую приемную, что Тиса аж диву давалась. Хор соборный, и тот бы позавидовал.

После крыши стенания переметнулись на потолок и стены, потом на окна и двери, мебель, одежду, двор, недостроенную мастерскую. Вот, оказывается, чем должен был стать неслучившийся сруб во дворе. В общем, приют нынче в таком плачевном состоянии, что просто выбегай, а то рухнет да придавит ненароком съехавшей крышей.

К чести колдуньи надо сказать, всю речь женщин она выслушала стойко, жалостливо качала головой и охала. Потом вынула из кармана меховой накидки приготовленный заранее тугой кошель и вручила его в протянутые руки смотрительницы.

Осталось только пожелать, чтобы эти деньги на самом деле облегчили жизнь приютных. А было их здесь достаточно много, Тиса поняла это, заглянув в трапезную, где кормили обедом.

Человек сорок, если не больше, за длинными столами. Склонились над мисками гороховой похлебки, тарахтят деревянными ложками по мере своих сил. Косматые старички, сухонькие старушки, бесцветные женщины без определенного возраста, подростки, даже малыши. Боже, какая мать от себя ребенка оторвет? Или это дети прачек? Скорее всего. Мужчин в цвете лет не наблюдалось, разве что пара юродивых. Тиса, опустив голову, следовала за вэйной. «Вот кто имеет право молить Единого о помощи, – размышляла она, – а ты со своими жалкими неудачами постыдилась бы».

Войнова сняла с себя одежду и, уложив на скамью, прошла в приемную. Тут подоспел и Жорка с двумя коробами, которые он сгрузил на пол. Полчаса Агата Федоровна с помощницей разбирали по списку снадобья, мази и сборы, объясняя смотрительнице и ее подчиненным, как их применять, впрочем, просто повторили то, что написано на бумажечках, приклеенных к склянкам и кулькам. Затем, повязав передники, поднялись на второй этаж, навестили шестерых лежачих больных, троих из которых Агата без промедления велела отправить в лекарню. Волшебными словами оказались «Сама оплачу их лечение». Двоих с простудой напоили горячим питьем и снадобьями, натерли разогревающими мазями, предварительно обтерев спины и грудь влажными полотенцами. Последнему омыли ноги и наложили на язвы повязку, густо пропитанную заживляющей мазью. Тиса глядела на колдунью, что с состраданием и без брезгливости наравне с ней пользовала больного старика, и еще больше прониклась к ней симпатией.

– Так в течение двух седмиц на ночь, – поясняла вэйна няньке Рае, великанше с добродушным лицом. – И отсюда по пять капель на стакан воды, давать три раза до еды.

Когда пришло время уходить, Тиса поняла, что потеряла свой шарфик. Или ему помог кто-то потеряться, прости, Милостивый, за крамольную мысль. Оглядев ватагу подростков, что пронеслись с гиканьем по коридору, пожала плечами. Значит, кому-то нужнее. И выкинула из головы сожаления.

У колодца вэйна остановилась. Достала «желток» и под взглядами любопытных приютных беззвучно принялась начитывать на него наклад. Долго шептала, чуть ли не час. Затем устало выдохнула.

– Теперь до конца зимы и в лютый мороз не скует его льдом, – пояснила она свои действия.

Налетел ледяной ветер, и Тиса подняла воротник пальто, чтобы не задувало. Степанида с Праскевой, как звали закутанную в платок напарницу, проводили «благодетельницу и кормилицу» до ворот и долго кланялись вослед отъезжающим саням.

– Из года в год одно и то же, – ворчала расстроенная Агата. – Ничего не меняется в этом заведении. Не понимаю, куда губернатор смотрит.

Тиса хотела было спросить, что именно под этими словами она подразумевает, но вэйна уж отвернулась, чтобы крикнуть молодому вознице:

– Жорик, сокол мой ясный, давай, поторопи нашу засоню, страсть как чаю хочу! – И снова обратилась к Тисе: – Я знаю, ты тоже любишь чай, ласточка. Сейчас поднимемся ко мне и попьем. Заслужили мы отдых, не так ли? – Агата Федоровна подмигнула. – Ты молодец, девочка, все делала правильно. Я рада, что святая Вэя послала мне тебя в помощницы.

Тиса улыбнулась. Агата ее совсем захвалит.