Три с половиной ступеньки - BANIFED

– Я услышала и поняла, что ты хотел сказать. Я не оправдываюсь, я просто хотела сделать тебе сюрприз, что-то купить тебе в подарок, поэтому ничего не сказала, когда уехала в город. Так вышло тогда, ну прости меня еще раз! Раз у нас зашел разговор на эту тему, то я хочу сказать тебе, тоже откровенно, что мне не все в тебе нравится. Особенно то, когда ты злишься. Ты всегда хочешь, чтобы все было по-твоему. Ты тогда, помнишь, перед летними каникулами обиделся на меня только за то, что я не захотела вместе рассматривать тот материал. А у меня не было настроения. Я что, должна насиловать себя и угождать твоим пожеланиям?

– Вот как? То есть ты считаешь, что мое стремление что-то сделать является плохим качеством, насилием над тобой? – спросил он.

– Нет, это не плохое качество, плохо то, что ты не спросил и не поинтересовался, хочу ли я это делать.

– Стоп, стоп, Лариса, но мы же всегда это делали вместе. В таком случае ты должна была сказать, что по какой-то причине ты не можешь или не хочешь это делать. Откуда я знаю, что там у тебя происходит, – постучав указательным пальцем по своей голове, сказал он.

– Ну вот, видишь, ты уже начинаешь сердиться, – намекая на его интонацию, сказала она.

– Да, сержусь, потому что органически не переношу, когда говорят неправду или глупость. Да, я такой был и буду всегда. Я понимаю, что моя правильность, мне же и вредит, я понимаю, что другой человек не думает так, как думаю я в тот момент. Понимаю, но ничего не могу сделать с собой. Я как будто иду против себя, если поступаю вопреки намеченным планам и целям. Воспринимай меня таким, какой я есть, а не старайся переделать под себя.

– Вот, твое упорство граничит с упрямством, – попыталась она отстоять свою позицию.

– Для одного это упрямство, а для другого это целеустремленность. Я, например, ничего плохого в этом не вижу, если человек идет вперед, не наступая никому на ноги. Гораздо хуже, когда он это делает, не считаясь ни с кем и ни с чем, и ему плевать, что он кому-то причиняет боль. Тогда страшно, тогда неправильно. Вспомни, Лариса, как ты мне рассказывала про свою спортивную секцию, когда для одного тренер старается предоставить самые лучшие возможности и условия, а для другого – только минимум, который он должен дать согласно должностным обязанностям. Простое психологическое осознание несправедливости уже подрывает в человеке целенаправленность. Разве ты не об этом говорила, когда рассказывала свою ситуацию? Так почему ты не можешь понять мою целеустремленность, а видишь в этом только зло, якобы направленное против тебя. Почему ты видишь только то, что я сержусь, или, как ты говоришь, злюсь? А ты не злилась, не сердилась тогда в той спортивной секции, раз до сих пор это вспоминаешь? Если человек сердится, то, наверное, на то есть причина. Разве бывает так, что ты начинаешь на кого-то обижаться или рычать просто так, беспричинно. И я не хочу, чтобы все было по-моему, говори, убеди меня, если мои устремления неправильные, неверные. Ты устала тогда заниматься? Так почему просто не сказать об этом? Почему мое предложение разобрать еще вопросы нужно называть насилием? Можно подумать, что я тебя тогда заставлял продолжить занятия… Ай, хватит об этом! Я сказал то, что сказал. По крайней мере, мои мысли и помыслы были направлены на движение вперед, но если они не поняты или не восприняты, то что я еще могу сделать? Ничего.

– Нет, Коля, я понимаю твои мысли, я понимаю, что ты говоришь, просто я на все это смотрю по-другому. Я во многом с тобой согласна. Но ты пойми, ведь многое зависит от обстоятельств, причем от нас не зависящих.

– Понимаю. В жизни всякое бывает. И зависимость от обстоятельств бывает, но человек волен противостоять обстоятельствам и поступать согласно своим мыслям и решениям. Главное, чтобы эти действия были максимально верными и разумными. А когда это касается двоих, то для этого и дано людям мощное средство – язык. Нужно говорить, нужно договариваться, этим мы и отличаемся от всего остального мира живых существ. Ты прости меня за мою несдержанность и вспыльчивость, но еще раз говорю: это все оттого, что я терпеть не могу разгильдяйство, безответственность, несправедливость и глупость. Извини, такой я есть, таким я и останусь…

Они еще много о чем говорили в тот вечер, и итогом всего стало то, что они выговорились и еще больше узнали друг о друге, убрали со своего пути стену обид, тем самым сделали встречные шаги к взаимопониманию.

Время шло, оставался последний экзамен зимней сессии – физика. Николай постучался в комнату Ларисы и, услышав разрешительное «да», вошел. Никого, кроме обессиленно лежащей на кровати Наташи, в комнате не было.

– Привет, Наташа! – Здравствуй!

– А где моя сестренка, не знаешь?

– Только что вышла куда-то. Присядь, подожди, – сказала она устало.

– Спасибо! У тебя что-нибудь случилось? Как-то ты без настроения.

– А не знаю! Хочется куда-то бежать, но не знаю куда, хочется чего-то, что дало бы радость, но и сама не знаю чего.

– Понимаю, так бывает, – с участием и теплотой в голосе сказал Николай и, сделав паузу, предложил ей: – Наташа, ты не будешь против, если я тебя приглашу погулять на улицу? Я давно хочу с тобой поговорить, для меня это важно.

– Хорошо, я не против, я согласна, – несколько удивленно и в то же время с оживлением в голосе произнесла она и после короткой паузы, привстав, спросила: – А как же Лариса? Она может обидеться, у нас и так с ней в последнее время натянутые отношения.

В этот момент вошла Лариса. Николай повернулся к ней и, смотря прямо в глаза, сказал:

– Лариса, я пригласил Наташу на прогулку, ты только не сердись, это моя инициатива, мне нужно с ней поговорить, хорошо?

– Да, конечно, что я вам, – ответила она, делая безразличный вид, но все же с какой-то дрожью в голосе.

– Ну и хорошо! Все, Наташа, я иду одеваться, через пять минут буду, тебе хватит времени?

– Вполне, я почти готова, пальто надену, и можем идти. – Тогда одевайся и спускайся, встретимся на вахте, хорошо?

– Хорошо.

Когда они вышли на улицу, с темного неба Москвы падал пушистый, мягкий и невесомый снег, который на свету фонарей искрился тысячами мелких звездочек. Николай правой рукой взял Наташу сначала за ладонь, а потом под руку, но ладонь не отпустил и оставил в своей.

– Так будет удобнее, – наклонив голову в ее сторону и заглядывая ей в глаза, сказал он. Она промолчала и не предприняла никаких действий. Николай воспринял это как согласие и предрасположенность к разговору. – Смотри, как красиво падает снег, словно волшебство спустилось на землю. Как здорово! Не зря мы вышли на улицу.

– Да, действительно волшебство. Нечасто так бывает. Мне нравится такая погода, когда не слишком холодно и вот так все выглядит, словно не в реальном мире. Спасибо тебе за приглашение, даже настроение плохое пропало, а то хотелось выть.

– У тебя что-то нехорошее в жизни происходит? Как-то в последнее время тебя не узнаю, не такая веселая, как обычно, и вид такой уставший, словно ты чем-то опечалена, – с участием спросил он, тем самым побуждая ее к откровенности.