Кормилец - Алан Кранк

– Куда ты торопишься? – спросила Марина.

– К следователю.

– Тебе к двум. Еще рано. Побудь хотя бы с полчаса.

Игорь скривил губы, но все же снял куртку и бросил ее на кресло в зале.

В спальне воняло мочой, лекарствами и горелым подсолнечным маслом. В углу, как в храме, висела большая икона Божьей Матери с Младенцем. К раме был прикреплен пустой подсвечник на семь тонких церковных свечей. Чуть ниже висела горящая лампадка. Несколько маленьких иконок в ряд стояло на тумбочке. Лампадка заметно коптила.

«Все готово, кроме самой тещи, – подумал Игорь. – Хотя это не точно».

Теща не шевелилась. Тело ее утонуло в глубокой перине, а на подушке лежала голова с приоткрытым перекошенным ртом. Все-таки это был инсульт. От дурных новостей подпрыгнуло давление. Ровная река крови превратилась в бушующий поток, который сорвал холестериновые бляшки со стенок сосуда и заткнул ими самые тонкие ветки русла. В том числе и в головном мозге. Антикоагулянты, которые еще лет шесть назад прописал кардиолог, Вера Васильевна, разумеется, не пила.

Марина села на край кровати. Игорь – на единственный стул, предварительно переложив с него тонометр и коробочки с лекарствами на подоконник.

– Мама, это мы, – тихо шепнула Марина, склонившись к кровати.

Теща шевельнулась, но глаза не открыла.

– Она спит, – сказал Игорь, – Пойдем в кухню.

Из глубины перины, как из-под земли, вылезла сухая рука с толстыми желтыми ногтями и схватила Марину за запястье. Впалые щеки вздрогнули. Черный провал рта скривился и стал чуть шире. Двигалась только левая часть, правая оставалась неподвижной.

– Где он? – прохрипела теща.

– Кто? – Марина чуть отпрянула от неожиданности.

– Твой муж.

Инсульт изменил ее голос не меньше, чем внешний вид. Казалось, что слова она произносит не на выдохе, а на вдохе.

– Здравствуйте, Вера Васильевна, – поздоровался Игорь.

Дыхание тещи участилось, и глаза открылись. Бессмысленные и злые. Они больше подошли бы голодной хищной рыбе, чем прикованному к кровати человеку.

– И что ты скажешь теперь? – Хрип напоминал шипение из крана во время отключения воды. – Где твои дети? Где мои внуки? Ты же самый умный. Где теперь твои дети?

«Инсульт поразил клетки мозга, перекосил рот, но не затронул ядовитые железы», – подумал Игорь.

– Лиза в больнице, а Сережу еще не нашли, – ответил он.

– Еще не нашли, – передразнила (насколько это было возможно в ее положении) она. – И никогда не найдут. Потому что его уже нет.

– Мам, не надо, – попросила Марина. – Пожалуйста. Тебе нельзя нервничать.

– Молчи. Я долго терпела, но теперь скажу. Ты просрал своих детей, урод. Потому что ты никогда не слушаешь, что тебе говорят. Я говорила тебе, что не нужно этих богопротивных мерзостей, но ты продолжал со шприца осеменять мою дочь, как корову на скотоферме. Я говорила, что не нужно телефонов, через которые педофилы находят себе детей, но ты подарил девочке именно телефон. Проклятый идиот. Пошел вон из моего дома. Чтобы глаза мои тебя больше не видели.

Игорь поднялся со стула и шагнул к кровати. Марина встала ему навстречу, раскинув руки в стороны, как будто собралась его обнять.

– Не надо, Игорь. Я прошу тебя, не надо. Она не понимает, что говорит.

Ее глаза наполнились слезами.

– Что б ты сдохла, старая дура, – сказал Игорь, склонившись над сжавшейся в кровати тещей.

Он с силой хлопнул дверью и услышал, как попадали иконки на тумбочке. Во дворе, под окном спальни, залился лаем то ли Шарик, то ли Красавчик. Игорь посмотрел на часы. Продолжительность визита двенадцать минут. На этот раз он не продержался и получаса.

По пути к следователю Игорь купил пачку соли и высыпал по две горсти в карманы, остальное выбросил. Если по поводу поездки к Дереву счастья он сильно колебался (на размышления у него оставалось больше десяти часов), то насчет нового свидания с покойной «просто знакомой» сомнений не было. Еще раз увидеться с Наташей он не хотел.

Охранник на проходной спросил, к кому и, получив ответ, разблокировал турникет. К дешевой грубо лакированной двери золотыми шурупами точно посередине был прикручен натертый до блеска номер «16». Игорь постучал.

– Проходите.

В центре комнаты, под пустым гнездом для светильника, стояла стремянка. На ней, закатив по локоть рукава форменной рубашки, стоял Кононов с изолентой и канцелярским ножом в руках.

– А, здравствуйте, Игорь Андреевич. Присаживайтесь, – следователь кивнул на стол, к которому были придвинуты четыре стула для посетителей и кресло хозяина кабинета. – Нет. На другой. Этот грязный.

Прежде чем сесть самому, Кононов высыпал из кармана на край стола горсть золотистых шурупов и вытер руки о висевшее на спинке полотенце.

– Новый кабинет дали, а денег на ремонт пожадничали. – Кононов достал из ящика стола пачку бумаг и включил компьютер. – Надо будет ответить на несколько вопросов. На некоторые из них вы уже отвечали. Но придется повторить для протокола. Такой порядок. Личные данные я уже вписал, так что сразу перейдем к основной части. Постарайтесь отвечать коротко и по существу. Готовы?

– Да.

– Когда в последний раз вы видели свою дочь?

– Во вторник, в половине восьмого, когда уходил на работу.

Следователь подался поближе к монитору и указательным пальцем правой руки начал тыкать в клавиатуру.

– Накануне у вас не было ссор, обид?

– Нет.

– Кто-то может подтвердить, что с восьми до двенадцати вы находились на работе?

Игорь приподнял брови и потер заросший подбородок.

– Коллеги. Больные. Вам нужны фамилии?

– Нет. Пока нет. Просто запишу «Коллеги и пациенты». Не подумайте, что я к чему-то клоню. Просто отрабатываю обычную схему. Чаще всего преступник бывает знаком с жертвой. К тому же ваша девочка – приемная. В таких ситуациях мы всегда начинаем с родителей.

Он замолчал и перевел взгляд с экрана на Игоря.

– С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? – спросил Кононов.

– Нормально.

– А выглядите скверно. Даже для сложившейся ситуации. Ладно. Вернемся к делу. Я уже спрашивал, но хочу, чтобы вы подумали еще раз. Накануне исчезновения детей вы не замечали ничего необычного? Чего-нибудь, что происходило не так, как всегда.

Странного… Да только странное и происходило. Но если Игорь изложит все свои наблюдения, за дальнейшими событиями ему придется следить из окна дурдома.

– Ничего, кроме того, о чем я вам уже говорил.