Наперегонки с темнотой - Рина Шабанова

так, что издали тот походил на громадный гусеничный кокон.

Из одежды на нем были коротковатые, непомерно широкие коричневые штаны, а также рубашка, которой, по всей вероятности, сравнялось никак не меньше полувека, настолько та выцвела и поизносилась. Вся его фигура выглядела неряшливо, запущено и как-то нелепо. «Может, местный сумасшедший?» — подумал я.

— Мы хотим узнать, что там происходит. — Марта тоже вышла из-за дерева и встала рядом со мной. — В городах пропадают люди, но никто не говорит, в чем причина. А еще мы хотим выяснить, кто те, как вы их назвали, выродки, что нападают по ночам. Вам что-нибудь известно о них?

— Ты только глянь, какая пташка залетела ко мне в лес, — обнажив челюсть с желтыми, а местами и отсутствующими зубами, улыбнулся старик.

Опустив дробовик, он пошел к нам навстречу. Я тоже опустил обрез и, с подозрением оглядывая его нескладную фигуру, ждал, когда тот приблизится. Симпатии или доверия этот дед у меня ничуть не вызывал. Остановившись в нескольких шагах от нас, он принялся с интересом разглядывать наши лица.

— О них я знаю много, красавица, — удовлетворившись увиденным, заявил он. — Бродили они тут целыми толпами недели так с три. Сейчас уже поменьше стали. Перестреляли их солдатики, да и я шестерых пристрелил!

Последнее он произнес с воинственностью, потрясая при этом рукой с дробовиком.

— Вы расскажите нам об этом? — вытаращив на него изумленные глаза, попросила Марта.

— А чего б не рассказать? — оскалив в улыбке щербатый рот, прошепелявил дед. — Расскажу, коли послушать хотите. Дровишки до дому помогите снести и расскажу.

Какими-то козьими тропами старик привел нас в свой дом. Вернее, он называл его домом, тогда как на самом деле это жалкое строение больше походило на лачугу из досок, пластиковых обломков и другой, самой разнообразной рухляди. Кругом валялся мусор, в завалах которого на длинной цепи бродила худая рыжая собака. Поначалу она сипло облаяла нас, но после того, как дед прикрикнул на нее, принялась отчаянно вилять хвостом, обнюхивать нашу одежду и заглядывать в лица.

Мы предлагали побеседовать снаружи, однако дед настойчиво зазвал нас в свое убогое жилище. Чтобы не обидеть его, нам пришлось уступить, но едва переступив порог, мы оба поняли, что сделали это зря.

Запах внутри был не из приятных. Воняло какой-то кислятиной, протухшей едой, затхлой сыростью и грязным бельем. Ко всему этому великолепию примешивалось тяжелое амбре из дешевого табака и застарелых алкогольных паров.

— Интересно, где он все это откопал? — прошептал я на ухо Марте, пока хозяин искал что-то в недрах низкого, покосившегося на правый бок шкафа.

— Нашел! — доставая на свет бутылку с мутной жидкостью, ликующе вскричал он. — Вот она, родимая! Гости у меня редко случаются, но бутылочка всегда припасена.

Он ласковым движением поставил ее на засаленный стол, смахнул на пол остатки заплесневелой еды и извлек откуда-то три разных стакана. Все они были одинаково грязны.

— О, простите, я не пью! — поспешила вставить Марта.

— Как это? — в недоумении уставился на нее дед. Казалось, он не в состоянии представить, что можно вот так запросто отказаться. — Обижаешь, пташка. Это чистейшая водка, лучшая в здешних местах. У меня друг сам ее делает. Не верите?

Он принялся рассказывать про своего приятеля и делиться подробным рецептом перегонки и очистки спирта, но не выдержав его бестолковой болтовни, я перебил:

— К сожалению, мы на работе. Нельзя, сами понимаете. — В дополнение к сказанному, я развел руками и постарался изобразить искреннее сожаление. — К тому же нам еще назад ехать, а сейчас везде патрули.

— Ну так оставайтесь! — в наивном простодушии воскликнул дед. — Переночуете, да поутру и назад махнете. У меня и пожрать найдется. Щас…

Он подмигнул и опять полез в шкаф. Не дожидаясь, пока он начнет извлекать оттуда свои припасы, Марта мягко его остановила:

— Пожалуйста, не нужно! Мы правда не можем. Нам необходимо вернуться в город до темноты. Вы выпейте сами, а мы компанию составим.

— Да? — Он вперил в нее испытующий взгляд серых, будто обложенных белесой пленкой глаз и, похоже, ждал, что она передумает, но потом отошел от шкафа и засуетился по комнате. Отыскав стул, он предложил его Марте. — Ну тогда садись, садись, пташка. Не стой посреди комнаты.

Мне он настойчиво сунул другой. С опаской его осмотрев, я сел, а дед наконец угомонился, подошел к столу и налил себе сразу полстакана той подозрительной мутной жидкости. Затем без промедления он сгреб стакан пальцами, выдохнул через левое плечо и с жадным наслаждением выпил.

— Эх, хороша-а-а, — вытирая рот рваным рукавом, протянул он. — Может все-таки и вам плеснуть?

Я отрицательно покачал головой и повторно развел руками, что и рад бы, да нельзя, а Марта спросила:

— Вы сказали в лесу, что эти… Я не знаю, кто они, но те, что на людей не похожи…

— Выродки! Выродки и нежить! — заорал он вдруг с ненавистью. — Вы видели хоть одного? Глаза зверские, рожа вся в пятнах, в язвах, язык черный… Это все они со своими экспериментами!

Он угрожающе помахал кому-то кулаком.

— Вы про лабораторию? — уточнила Марта.

— Про нее, — подтвердил дед.

— А когда они появились, вы помните?

— Да с недели три-четыре назад и появились. Сижу однажды вот тут, перед дверью, — он указал на стоящий у порога синий пластиковый стул, — курю, значит, на звезды смотрю. Собака со мной рядом. Ох, и тявкал он в ту ночь. Думал уж с цепи сорвется… Ну так вот… Выходит из лесу, значит. Я ему говорю: «Ты кто такой?» — а он в ответ хрипит, да все скалится как-то странно и прет на меня. Ни слова не говорит, только все прет, и прет, а потом как начал хохотать. Я поначалу аж чуть штаны не обмочил, но вовремя опомнился. Ружье в руки, да и выстрелил. Со мной разговор короткий, так-то!

— И что потом?

— Что потом? Стрелять в него пришлось несколько раз. Я уж перепугался, что допился до этих… как его? До галлюцинаций, во! Стреляю, а он идет! Хоть бы что ему. А потом прямо в башку дробью ему зарядил, так он и рухнул тут же. Ох, и жутко же мне было…

— Он один пришел? — спросил я.

— Один! В первую ночь один, а потом как повалили! И по двое, и по трое заявлялись.

— А тело вы куда дели?

— Как куда? В лес отволок. Утром посмотрел на него и обомлел. Весь, значит, в пятнах черных, а крови-то нет. Черное только что-то течет из башки и смердит жутко. Я