Самоцветные горы - Мария Семенова

– А я-то думал, у родственников славного Мхабра непринято без вины срамословить добрых людей.

Девушка обернулась… Волкодаву приходилось видеть, какбледнеют мономатанцы. Если белые люди становятся восковыми, то чернокожих оттоккрови делает серыми. Вот и на лице надменной красавицы укоризненные словаВолкодава мгновенно выжгли всю черноту: уголь стал пеплом. И куда толькоподевалось её беспредельное высокомерие!.. Стремительно шагнув обратно, девушкабухнулась перед ним прямо в пыль и, думать не думая о красивом дорогом одеяниии подавно видеть не видя глазеющего народа, поползла к венну на коленях, чтобыобнять его потрёпанные сапоги:

– О могучий и добродетельный господин, не прогневайсяна ничтожную рабыню, наделённую поганым и бессмысленным языком!.. Накажи её какугодно, только не уходи… не поведав мне прежде о моём брате…

…Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся подпотолком. Костлявый подросток-венн, запоротый надсмотрщиками, почти безжизненнораспростёршийся на неровном каменном полу. Отрешённая полуулыбка, блуждающая порассечённым шрамами губам великана мономатанца…

“Одиннадцать поколений моих предков былиТеми-Кто-Разговаривает-с-Богами, – произносит он медленно иторжественно. – Они умели просить Небо о дожде, а распаханную Землю – оплодородии. Но вся их сила перешла по наследству к моей маленькой младшейсестре. Мне же выпала лишь ничтожная толика. Поэтому я и стал всего тольковождём… А теперь, – обращается он к напарнику, безногому халисунцу, –во имя Лунного Неба, которому ты молишься, и шести пальцев славного Рамауры,что первым одолел Бездонный Колодец, – прошу тебя, помолчи! Я и так могу иумею немногое, так хоть ты не мешай!..”

Волкодав нагнулся и, подхватив под локти, поставил девушкуна ноги. Опытный каторжник при этом успел заметить на точёной шее полустёртыйлекарскими усилиями след. След, который мог оставить только ошейник. Девчонкаупоминала о рабстве не для красного словца и не самоуничижения ради. Она непонаслышке знала долю невольницы.

– Встань, госпожа моя, – негромко сказалВолкодав. – Негоже Той-Кто-Разговаривает-с-Богами прилюдно валяться впыли. Сам я приехал издалека и ничего здесь не знаю… Может быть, ты подскажешьмне тихое, пристойное место, где мы могли бы сесть и побеседовать о твоёмбрате?

Мономатанка хотела что-то сказать, но не смогла ирасплакалась. Волкодав не принадлежал к числу тех мужчин, которых зрелищеженских слёз приводит в неописуемый ужас. Напротив, он взирал на них даже снекоторым облегчением. У него дома слёзы считали благословением женщин,помогающим выплеснуть и пережить многое из того, что для мужчин обычнокончается сединой и ранней болью в груди.

– Пойдём!.. – кое-как выговорила онанаконец. – Пойдём скорее к моему повелителю… к моему великому ивеличественному господину… – Она судорожно цеплялась за его руки. – Прошутебя, накажи ничтожную рабыню как только тебе будет угодно, распорядись мноюкак пожелаешь, только не откажи…

– Там, где я вырос, – сказал Волкодав, –никто не распоряжается женщиной, кроме её собственной матери, да и та – большемудрым советом. Может, ты кому и рабыня, но только не мне. Веди меня,красавица, к человеку, удостоенному тобой имени повелителя, и, если ты считаешьему нужным выслушать рассказ о судьбе благородного Мхабра, – пустьслушает…

– Идём, милостивый господин мой! – былответ. – Скорее идём!..

– Что же касается второго, названного тобой… – думая,что Волкодав не может более слышать его, вполголоса повторил продавец книг.

И тихонько засмеялся неизвестно чему.

* * *

Волкодав не особенно удивился, обнаружив, что “великий ивеличественный повелитель” опасной красавицы обитал в наиболее дорогом иухоженном постоялом дворе Чирахи. Здесь при входе стояли даже не обычныевышибалы, а самые что ни на есть городские стражники. При шлемах, кольчугах идевятицветных вязаных поясах. И ещё бы им тут не стоять! Это ведь был некакой-нибудь “Удалой корчемник”, а почтенное “Стремя комадара”, по названиювысшего саккаремского военачальника. И останавливались здесь не разныемалопочтенные личности вроде Волкодава со спутниками, а люди вполне уважаемые,состоятельные и даже приближенные к Золотому Трону Мельсины. ВнешностьВолкодава произвела на стражников должное впечатление – то есть точно такое же,как во всех виденных им малых и больших городах. Двое вооружённых мужчин началипотихоньку сдвигаться к середине прохода, соображая, пускать или не пускать вприличное место явного головореза. Мономатанка яростно замахала на них руками,и стражники сразу отпрянули, отступая с дороги. Наверное, хорошо знали её. Или,что важнее, знали её повелителя.

Девушка провела Волкодава через общую комнату, где сидели запивом и неспешной беседой лишь несколько очень богато одетых купцов, и ониподнялись по лесенке наверх, причём перила, как отметил про себя венн, былидолжным образом навощены и натёрты, а чисто вымытые ступени совсем не скрипели.

Девушка без стука устремилась в одну из дверей. За нею оничуть не столкнулись со вскочившим с пола парнишкой, опять-таки чернокожим. Его,пожалуй, уже нельзя было назвать подростком, но и взрослым парнем – с изряднойнатяжкой. Так – большун<Большун – почти взрослый парень. >.

– Афарга, ты куда, он же не велел…

Поименованная Афаргой так свирепо шикнула на парнишку, чтотот только руками развёл. В одной руке у него, между прочим, был свиток собугленным и изорванным краем, а в другой – чашка с чем-то белым и кисточка.Проводив глазами Афаргу и Волкодава, он вновь опустился на пол и вернулся кпрежнему занятию, состоявшему в бережном укреплении пострадавшего свитка.Правды ради следовало отметить, что в левом рукаве парнишка прятал оружие,какой-то род маленького, но вполне смертоносного самострела. Которым он к томуже владел весьма решительно и искусно. Если Волкодав ещё что-нибудь понимал,юный мономатанец давно привык к странным и напрямую взбалмошным выходкампрекрасной любимицы хозяина. Но, зная её способность постоять за себя и давноотвыкнув вмешиваться, он лишь с любопытством следил, чем кончится её очередноесумасбродство. Происходившее весьма мало нравилось ему, а всего более ненравился приведённый Афаргой мужчина. Это не обидело Волкодава – а много либыло тех, кому он нравился с первого взгляда?.. Что же касается ихтаинственного господина, венн успел навоображать себе просвещенного купцаоткуда-нибудь из Афираэну или Мванааке, уж не того ли самого Ша-наку, чтонекогда привёз в Галирад двадцать три чёрных алмаза и кустик, спрятанный подстеклянный пузырь… Но вот Афарга взялась за ручку двери внутренних покоев, ипетли недовольно вздохнули.

– Господин, господин мой, – воскликнуладевушка, – взгляни только, кого я встретила на торгу и привела к тебе длябеседы!..

– Ну сколько можно, Афарга… – донёсся из глубиныкомнаты, от окна, голос, при звуке которого Волкодав попросту замер на месте,так что рука мономатанки соскользнула с его запястья. Голос человека,бессердечно отрываемого от любимейшего на свете занятия – работы с пергаментом,пером и чернилами, – учёного, ещё витающего мыслями в том, о чём уженаписал и только собирался писать, но при всём том понимающего, что в покое егоне оставят и из мира, рождаемого в запёчатлённых словах, волей-неволей придётсявозвращаться в обыденность…