Проблема с миром - Джо Аберкромби

– А чего ты ожидал? – резко отозвалась Савин, впиваясь пальцами в его руку. – Ты не оставил ему выбора.

– Что? Ты занимаешь его сторону? Кажется, мы с тобой…

– Лео!

Савин повернула его лицо к себе, так, чтобы он поневоле должен был посмотреть ей в глаза. Она заговорила, без страха или гнева, спокойно и авторитетно. Так, как говорят с собакой, обгадившей ковер.

– Стороны? Думай, что ты говоришь. Он – Высокий король Союза! Это единственная сторона, которую следует принимать во внимание! И он не мог себе позволить не ответить на вызов, брошенный перед лицом знатнейших дворян страны. Люди оканчивали свои дни в Допросном доме за меньшие проступки!

Лео уставился на нее, тяжело дыша. Потом, внезапно, у него словно бы закончились силы сопротивляться.

– Черт. Ты права.

«Разумеется, я права», – хотелось ей ответить, но она промолчала, заправляя за ухо выбившуюся прядку волос и давая ему время добраться до истины самому.

– Дерьмо. – Лео закрыл глаза с видом полнейшего расстройства. – Я выставил себя идиотом.

Савин снова повернула его лицо к себе:

– Ты выставил себя человеком горячим, принципиальным и смелым. – А также полнейшим идиотом, но это было и так понятно. – Ты выказал все те качества, которыми люди в тебе восхищаются. Которыми я в тебе восхищаюсь.

– Я оскорбил короля! Что мне теперь…

– Для этого у тебя есть я.

Она вела его, делая вид, что следует, и говорила вполголоса, словно они просто обменивались нежными пустяками:

– Я поговорю с отцом и устрою тебе возможность принести извинения его величеству. Ты будешь улыбаться и покажешь себя обаятельным, но вспыльчивым молодым героем, каков ты и есть. Ты дашь понять, насколько для тебя тяжело поступиться своей гордостью – но ты поступишься ею, вплоть до последней капли. Ты объяснишь королю, что ты солдат, а не придворный, и скажешь, что ты позволил порыву чувств овладеть тобой, но что это больше никогда не повторится. И это действительно никогда не повторится.

Она улыбнулась, и они пошли дальше – пара, которой восторгается весь Союз, они ведь так подходят друг другу, так любят друг друга! Правду сказать, ей доводилось проходить с улыбкой и через гораздо худшие вещи. Савин смотрела прямо перед собой, но чувствовала, что Лео не спускает с нее глаз.

– Я думаю… – вполголоса сказал он, наклонившись к ней, – …я думаю, что я, наверное, самый счастливый человек в Союзе.

– Не говори глупостей. – Савин похлопала его по локтю. – Ты самый счастливый человек в мире!

«Щелк, щелк». Медно-рыжие волосы сыпались вокруг ее босых ног, сыпались на ее босые ноги. Твердые пальцы держали ее за голову, наклоняя в одну сторону, потом в другую. «Щелк, щелк».

– Не бойся, это всего лишь волосы, – сказала Изерн, замирая с ножницами в руке. – Волосы отрастут.

Рикке посмотрела на нее, нахмурившись.

– Отрастут.

«Щелк, щелк» – волосы продолжали сыпаться, словно проходящие мгновения, словно потерянные мгновения.

Трясучка положил ей на плечо тяжелую руку:

– Лучше сделать дело, чем жить в страхе перед тем, что ты должен сделать.

– Так говорит мой отец, – отозвалась Рикке.

– Твой отец мудрый человек.

– Из всех, кого ты ненавидел, его ты ненавидел меньше всех.

Ее отец печально кивнул:

– Когда меня не станет, им понадобятся твой хребет и твои мозги. – Он был стар, согбен и сед. – И твое сердце тоже.

– И мое сердце тоже.

Рикке не была уверена, что собиралась спускать тетиву, но ее стрела воткнулась пареньку в спину, как раз под лопаткой.

– А… – вымолвила она, потрясенная тем, насколько просто оказалось кого-то убить. Паренек обернулся со слегка обиженным, слегка напуганным видом – но далеко не настолько напуганным, как была сейчас она сама.

Рикке крепко сжала веки. Во имя мертвых, как болит голова! Тыкает в лицо – «тык, тык, тык».

– Оставь его при себе, и тебя ждет великое будущее. Поистине великое! Или избавься от него, будь просто Рикке. Живи своей жизнью. Рожай детей и учи их песням. – Кауриб пожала плечами, обсасывая рыбьи кости, и поднявшийся ветер дунул и взметнул над костром сноп искр, понес их вдоль гальки и дальше, над черной водой. – Вари кашу, пряди, сиди в отцовском саду и смотри на закат. Делай все то, что делают в наши дни обычные люди.

– Они делают то же, что и всегда, – проворчал Трясучка. – Умирают.

Изерн сжала ее плечо:

– Ты должна выбрать. Ты должна выбрать сейчас.

Боль проткнула ее голову, и Рикке завопила. Она вопила так громко, что у нее сорвался голос, и остаток вопля перешел в хриплое сипение. Потом в сиплый хрип. Потом он стал смехом. Смехом Стура Сумрака – влажные глаза смотрят на нее, он ухмыляется зрителям, пританцовывая, дразнясь, и золотая змея кольцами обвилась вокруг его тела.

– Сломай то, что они любят!

Его меч пронесся в воздухе, оставляя сияющий след. Тысячу сияющих следов. Она знала, где он будет в следующий момент, в любой момент. Она знала меч и знала стрелу. Она знала слишком много. Трещина в небе зияла широкой щелью, и она плотно сжала веки. Теперь ей был слышен только лязг металла. Гром голосов и копыт, сталь и ярость.

Она открыла глаза, и – во имя мертвых – битва! Сражение в ночи, но освещенное факелами так ярко, что было светло как днем. Или это дым? Обломанные колонны, словно обломанные зубы. Лев, мятущийся под ветром, истрепанный, весь в пятнах. Отсветы солнца на разрушенной башне.

Вспышка, словно молния, грохот, словно гром, – и людей раскидало в стороны, лошади летят по воздуху, как брошенные игрушки. В ужасе она кинулась наземь, зарываясь в трупы, среди топочущих ног и фонтанов грязи, и крепко-накрепко зажмурила глаза.

– Все уже закончено, – произнес странный, высокий голос. – Что тут еще заканчивать.

Сильные руки втиснули ее вниз, в грязь, и она принялась лягаться, выворачиваться и отбиваться изо всех сил – но сил было недостаточно.

– Держи ее! Во имя мертвых, держи ее неподвижно!

Что-то навалилось ей на грудь. Навалилось с такой силой, что она едва могла вздохнуть. Железные пальцы крепко сжали ей лоб, перед глазами вспыхнули искры, крошечные, как булавочные острия, и яркие, как пылающие звезды в полуночном небе.

– Сколько я выпила? – прохрипела она.

– Все что было, кажется, – ответил Орсо, ставя поднос. Или это был Лео? – Я принес тебе яйцо.

Она слегка приподняла подбородок, чтобы взглянуть на него – но левым глазом или правым, она не была уверена.