Падение звезды - Фридрих Незнанский

— Вы уверены?

— На все сто! Я, помню, как-то спросил Витьку: а чего это, мол, у тебя Полоний пришепетывает? А он мне: зато посмотри, как играет! Живет на сцене!

— Значит, этот ваш Синеглазка играл Полония в «Гамлете»?

— Нуда. Вот только имени я его не помню.

— Что ж, спасибо вам огромное!

— Обращайтесь еще, всегда рад помочь.

Узнать имя актера по прозвищу Синеглазка было, что называется, делом техники. Уже через сорок минут Светлана знала, что шепелявого Полония зовут Павел Маратович Алмазов. Она немедленно позвонила Турецкому и обо всем доложила. Александр Борисович попросил Светлану подождать полчаса и тут же позвонил Вячеславу Ивановичу Грязнову с просьбой пробить это имя по базе данных МВД.

Через полчаса он перезвонил. Звонок застал Перову в кафе.

— Слушай меня внимательно, — сказал Турецкий. — Павел Алмазов привлекался четыре года назад по статье хулиганство. Дебоширил, ругался матом, а под занавес разбомбил коммерческий ларек.

— Как — разбомбил? — не поняла Светлана.

— Руками. Выбил стекла, сломал дверь. Набедокурил по полной программе.

— Но зачем? — удивилась Светлана.

— Выпить хотел, а денег не было. Так, по крайней мере, написано в протоколе.

— И чем все кончилось?

— Да ничем. Через несколько дней хозяйка киоска забрала своё заявление — и дело закрыли. Вот так-то.

Светлана хмыкнула:

— Интересное кино.

— И не говори. Хотелось бы поскорее посмотреть на этого «синеглазого дебошира». Уж больно интересная личность.

— Это легко устроить, — сказала Светлана.

— Правда?

— Угу. Я не теряла время зря и кое-что узнала. Павел Алмазов до сих пор играет в народном театре. Через час у них спектакль. «Виндзорские насмешницы» Шекспира.

— Что ты говоришь! И кого же играет наш синеглазый мальчик? Уж не Фальстафа ли?

— Вы будете смеяться, но именно Фальстафа!

— Не думал, что Фальстаф был худым и долговязым красавчиком. А вообще, ты знаешь, давненько я не бывал в театре.

— Удивительное совпадение. Я тоже.

— Значит, согласишься составить мне компанию?

— Если ваша жена не приревнует, — улыбнулась Светлана.

Турецкий засмеялся:

— А мы ей не скажем! Ну так как?

— В таком случае я согласна. Правда, еще не факт, что мы туда попадем. Я слышала, спектакль идете аншлагами.

— Не волнуйся. Уж как-нибудь просочимся.

На сцене рослый толстяк Фальстаф проткнул шпагой воображаемого противника и громогласно заявил:

— А ну его ко всем дьяволам, этого жалкого, бедного рогоносца! Я с ним незнаком. Впрочем, я ошибся, назвав его бедным. У этого ревнивого рогатого подлеца, говорят, уйма денег. Потому-то его жена мне так и понравилась. Она будет тем ключом, который откроет передо мной сундук этого подлого ревнивца.

— А вам бы не мешало знать его в лицо, сэр Джон, — заметил собеседник Фальстафа. — Хотя бы для того, чтобы избежать неприятной Встречи с ним…

— Очень я боюсь этого лавочника, торгующего соленым маслом! — Фальстаф вновь рассек шпагой воздух. — Он сойдет с ума от одного моего взгляда! Моя шпага засверкает как метеор над его рогатой башкой и приведет его в трепет! Ты можешь мне поверить, дорогой Брук, я поставлю этого мужика на колени, а ты будешь лежать в постели с его женой!

Фальстаф вложил шпагу в ножны. Затем повернулся к собеседнику и небрежно бросил:

— Приходи ко мне сегодня вечером, приятель. Форд — негодяй, а я еще один титул ему прибавлю: ты узнаешь, что он не только негодяй, но и рогоносец!

Тут толстяк повернулся и с гордо-независимым видом ушел за кулисы.

Турецкий наклонился к Перовой и зашептал:

— А убедительно играет, правда? И шепелявость почти не заметна.

— Да, очень талантливо, — согласилась Светлана. — И сколько экспрессии!

— Молодые люди, нельзя ли потише? — ' сердито зашептала на них соседка по ряду.

Турецкий поднес к губам палец, и Светлана с улыбкой кивнула.

Дождавшись конца спектакля, сыщики отправились за кулисы. По пути рослый парень с бейджиком «охрана» попытался встать у них на пути, но Турецкий махнул у него перед глазами раскрытым удостоверением, и парень, стушевавшись, отступил.

Гримерок, как и полагается, было несколько. Александр Борисович осведомился у проходившего мимо сэра Хыо Эванса, где здесь гримерка Фальстафа, получил ответ и направился к нужной двери. Светлана двинулась за ним, но Александр Борисович ее остановил:

— Свет, дай мне десять минут, хорошо?

— Хотите присвоить все лавры себе? — насмешливо спросила Перова.

— Хочу выпить с сэром Фальстафом хереса на брудершафт, — отшутился Турецкий. — И побеседовать с ним по-мужски, как и подобает благородным джентльменам.

— Только не особо увлекайтесь, — заметила Светлана и села на диванчик.

Турецкий постучал в дверь.

— Открыто! — услышал он в ответ.

Актер Алмазов успел снять парик и накладную бороду, а также достать подушку из-под камзола, из-за чего уменьшился втолщиневдва разаи помолодел лет на десять.

Он сидел перед зеркалом и стирал с лица грим тампоном, смоченным в специальном растворе.

— Здравствуйте, Павел Маратович! — поприветствовал его Турецкий.

— Э-э… — Продолжая орудовать тампоном, Алмазов бросил на гостя косой взгляд. — Здравствуйте.

Надо сказать, что шепелявил он совсем чуть-чуть.

— Позвольте вам сказать, вы замечательно играли!

— Правда? — Алмазов самодовольно усмехнулся. — Мне тоже кажется, что я сегодня был в ударе. А вы, простите, кто?

— Поклонник вашего таланта. И не только актерского.

Тампон замер в руке актера.

— Что-то я не понял.

— Сейчас поясню.

Александр Борисович подошел к столику и поднес к глазам Алмазова удостоверение.

Тот внимательно прочел. Турецкий заметил, как дрогнули у него губы.

— Следователь? — переспросил актер упавшим голосом.

— Старший следователь. По особо важным делам.

Алмазов выдавил улыбку:

— Какое же особо важное дело привело вас сюда?

— Вы разрешите мне присесть?

— Валяйте, — пожал плечами хозяин гримерки.

Турецкий сел на стул. Поскольку он ничего не говорил, Алмазов продолжил машинально протирать лицо тампоном. Александр Борисович по-прежнему молчал, задумчиво наблюдая за тем, как актер смывает грим. Немая сцена продолжалась с полминуты. Наконец Алмазов не выдержал: он швырнул тампон на столик и, резко крутанувшись на своем вертящемся кресле, повернулся к Турецкому лицом.