Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина

— Конечно, я понимаю. Вы должны были убедиться, что я ратую за ваши интересы и цену беру правильную…

— Три шкуры содрать желает!

— Здания, конечно, пришли в некоторое запустение…

— Вот-вот развалятся, — Аполлон, покрутив букет, не нашел ничего лучшего, кроме как сунуть его в коляску.

— Отнюдь, стены вполне крепкие, а крыши надо лишь слегка подправить, — возразил Василий Павлович мягко. — Земля же хороша. Взгляните. Воды в Крыму не так и много, а тут имеются родники, которые выведены к поверхности.

Их еще тетушкин супруг, которого Василиса помнила весьма плохо, да и помнила ли вовсе, закреплял с тем, чтобы у лошадей и вода была, и еда. Родники питали землю, земля давала травам силы. И магия еще держалась. Надо будет подпитать кристаллы.

— Кристаллы почти пусты, того и гляди вода уйдет, — заметил Аполлон, оглядываясь как-то совсем уж по-хозяйски. — И левада маловата. И расширяться некуда… потому скидывайте.

— Что скидывать? — поинтересовалась Василиса, чувствуя, как вновь закипает ярость.

— Цену, — пояснил Василий Павлович. — Наш друг все пытается купить конюшни подешевле, но…

— Никто ничего продавать не будет, — голос Василисы прозвучал громко, и она испугалась, непривычная к тому, что способна говорить так. — Это во-первых. А во-вторых, у меня, Василий Павлович, имеются некоторые вопросы… по итогам увиденного.

Она развернулась и широким шагом направилась в конюшню, вынуждая обоих господ следовать за собой. Пожалуй, так могла бы поступить Марья, но от себя Василиса подобного не ждала. Прежде она бы покраснела, смутилась и растерялась, и после…

— Подскажите, сколько людей здесь работают?

— Так… двое, Василиса Александровна, — в голосе Василия Павловича послышалась тень неудовольствия. Верно, рассчитывал он вовсе не на такую встречу. — Конюхи.

— И где они?

— Не имею чести знать. Но выясню всенепременно.

— Выясните, — кивнула Василиса.

— Да… восстанавливать придется многое, — с чувством глубокого удовлетворения произнес Аполлон. — Признайте уже, что вы просто собираетесь избавиться от неудобной собственности, но притом с выгодой.

— И что в том плохого?

— Почему здесь так грязно? — Василиса позволила себе повысить голос. И Хмурый отозвался протяжным ржанием. Он подошел к хозяйке, боднул головой в спину, словно говоря, что не стоит теряться и уж точно не стоит бояться жалких этих людей. Хмурый с ними справится.

— Так ведь, — с легким смешком произнес Василий Павлович. — Конюшни. Лошадки, Василиса Александровна, гадят. Животная-с натура.

— Я знаю, — за кого он ее принимает? За Марью, которая в жизни не переступила бы порога места, подобного этому, без величайшей на то надобности? — Лошадки гадят. А люди убирают. Навоз же здесь не убирали месяц, как я погляжу.

Голос ее рождал гулкое эхо, заставившее голубей притихнуть.

— Когда лошадей чистили в последний раз?

— Так ведь… — кажется, Василий Павлович несколько растерялся. — Так они же… не для выезда. Старые клячи, на которых не нашлось желающих… их и вовсе бы отдать, я уже договорился, чтобы забрали…

Василиса сделала глубокий вдох, мысленно попросив у Господа сил, а у себя сдержанности, чтобы не наорать на этого человека, который, кажется, и вправду верил в то, что говорил.

— Поверьте, — он явно почуял неладное. — Даже если вы их отмоете, вряд ли выручите хоть что-то.

— Это еще не повод оставлять лошадей в подобном состоянии.

Василиса решительно распахнула дверь ближайшего денника, в котором тихо переминалась с ноги на ногу болезненного вида кобылка. Масть ее была неразличима под толстым слоем грязи, а копыта утопали в зловонной жиже.

— Когда их в последний раз выводили?

— Так…

— И выводили ли вообще?

— Барышня! — Василий Павлович поднял руки. — Успокойтесь. Я понимаю, что вы несказанно жалостливы, и это делает вам честь, однако…

— Убирайтесь.

Прозвучало жестко.

И в следующее мгновенье на все голоса загомонили голуби, зашелестели под крышей, роняя мелкий мусор.

— Что, простите?

— Убирайтесь, — повторила Василиса. — В дальнейшем беседовать с вами будет Сергей Владимирович. Полагаю, не откажется… или тот, кому он поручит это дело. К слову, надеюсь, вы знаете, что здесь должны находиться другие лошади?

— В каком смысле другие?

Кажется, ей не поверили.

Пускай.

— В том, что мне переданы карты, где имеется подробное описание… и помню, тетушка даже делала снимки, приглашала специально фотографа.

— Когда это было? — отмахнулся Василий Павлович. — Бросьте, Василиса Александровна, не глупите… вы, конечно, можете прогнать меня…

— Могу, — подтвердила Василиса.

— Однако кто будет заниматься всем этим? Вы поиграетесь и уедете, а конюшни, они внимания требуют, денег…

— Деньги, как оказалось, у меня имеются, — Василиса потянула на себя повод, и Хмурый вышел вперед. Кажется, ему тоже не нравились эти вот люди. — А с остальным как-нибудь разберемся. Надеюсь, к завтрашнему дню вы сумеете внятно объяснить, куда подевались мои лошади. И как вышло так, что вы, получая плату, позволяли себе преступно манкировать обязанностями…

Василий Павлович нахмурился.

И ничего не сказал. Лишь хлопнул перчатками по ладони, развернулся и зашагал к выходу.

— Позвольте вам сказать, немало впечатлен…

— Вон, — Василиса сама не ожидала, что способна на этакое.

— Простите?

— Вы ведь с ним приехали? С ним и уезжайте. Или собираетесь до города пешком добираться?

— А вы?

Аполлон верно оценил, что добираться, если по дороге, выйдет верст этак пять, что вовсе уж не вдохновляло.

— А у меня дела. И надеюсь, мы с вами тоже друг друга прекрасно поняли. Конюшни я не продам.

— Охотно верю… — он поклонился и посмотрел, явно ожидая, что Василиса протянет руку, но она была слишком раздражена, чтобы и дальше тратить время на светские пустяки. — Но женщины часто меняют свое мнение…

Возможно.

Другие.

Не Василиса. Она вернулась в комнатушку с амуницией, отметивши, что из оставшихся пяти седел четыре явно пришли в полную негодность, а единственное, выглядевшее целым, было столь грязно, что и прикасаться-то к нему не хотелось. Сняв ближайший недоуздок, который мало что не разваливался в руках, Василиса покрутила его и вернула на место.

Сняла следующий.

И еще один, оказавшийся с виду более-менее крепким. Оно, конечно, лошади не выглядели норовистыми, однако вполне могли испугаться.