Донор (сборник) - Алексей Шолохов

* * *

Сергей Молохов любил свою работу. Да это не было, как сейчас принято говорить, мейнстримом, но он любил. Это для окружающих выглядело странно, кто-то однажды назвал его Теклберри, наверняка намекая на его приверженность к службе. Хотя Сергей этого персонажа помнил помешанным на оружии, но уточнять не стал, просто начал говорить всем, что временно на этом месте. Просто освободилось местечко участкового, вот он и присел на него, а дальше… посмотрит он, что дальше. Хотя уже сейчас видел себя эдаким Аниськиным. И ничего в этом постыдного не было. Работа должна приносить удовольствие — неважно, опер ты в МУРе или участковый в поселке городского типа.

«Не за ордена служим», — фраза, ставшая расхожей, стала девизом Молохова. Как только поступил на службу, тут же принялся знакомиться с местностью. И только через пару недель он созрел для знакомства с людьми. Но потом, как оказалось, на его участке был проблемный кусочек. Не криминальный, просто странный. Множество нелепых смертей, в которых под силу разобраться только участникам «Битвы экстрасенсов». Сергей не был ни шаманом, ни колдуном, в бога верил где-то глубоко в душе, но деяния на этом участке были не похожи на дела рук человеческих.

Последняя семья умерла в один день. Высохшие, словно мумифицированные. Как будто их поразила одна болезнь. Молохов покопался в газетах, архивах и, сопоставив некоторые факты, пришел к выводу, что беды с этим участком начались задолго до постройки первого дома.

Молохов встречался с историками и даже «черными» копателями, чтобы докопаться до истины. Конечно, все это лишь косвенно относилось к его работе. «Но зато, — утешал Молохов себя, — на твоем участке будет порядок». Один историк обещал достать кое-какие документы по этой шахте. Но пока участковый хотел познакомиться с людьми и по возможности предостеречь.

Молохов остановил служебный «УАЗ» у вновь выросшего здания. Дом не был похож на первые два, но был так же отвратителен. Он все еще блистал новизной, но притягивал взгляды исключительно не этим. Жуткое строение взирало на людей черными глазницами окон. Конечно, в проклятые дома Сергей тоже не верил, но от этого строение менее жутким не становилось.

Мимо машины прошла девушка с рюкзачком за спиной. Она тоже не сводила глаз с дома и направлялась как раз к его калитке. Сергей вышел из машины и пошел следом.

* * *

Ян молча смотрел, как старик уходит, как садится в свой автомобиль и тот укатывает в сторону Тулы. Все, кто сидел в машине за спиной Яна, не произнесли ни слова. Странный старик… Он заговорил по-цыгански, как только сел в «Фольксваген» за Яном. Он не был похож на цыгана, но говорил так, будто впитал с молоком матери язык ромен. Так выучить язык инородцу невозможно — старик думал на нем. А еще он, словно змей, загипнотизировал их. Ян не помнил, что он говорил, но, как и все, сидел молча, и смотрел прямо перед собой.

«Зачем я их остановил?» — мысленно выругал себя Ян. Хотел повернуться, но не смог. Каким-то образом гипноз все еще действовал, каким-то образом голос старика все еще был различим. Только теперь он говорил на странном диалекте, будто язык его был истоком всех языков мира. Он шептал, становился тихим, едва различимым, словно шелест травы, потом переходил в истеричный крик и снова стихал. Ян хотел закрыть уши, но руки не слушались, да это и не помогло бы, потому что голос звенел внутри головы.

Ян заметил, что все перстни, заготовленные для обмена, теперь были надеты на его пальцы. Он не помнил, когда это сделал, да он и не мог этого сделать, потому что с трудом поворачивал голову, а руки и вовсе поднять не мог. Старик? Он не прикасался к нему даже пальцем.

Боль обожгла пальцы, будто каждый из них был затянут петлей из лески. Перстни впивались в кожу, в мясо; хрустели кости и хрящи. Пальцы, оставляя кровавые мазки, один за одним падали к ногам цыгана. Он чувствовал боль, но ни закричать, ни пошевелиться не мог. Пальцы скрюченными личинками лежали на резиновом коврике, а перстни, слегка ослабив хватку, начали накручиваться на обрубки. Кровавая стружка заворачивалась вокруг латунных перстней. Неизвестно, сколько еще это продолжалось, если бы Ян не потерял сознание. Он так и не очнулся, даже когда первые языки пламени начали лизать капот и едкий дым окутал парализованных беспалых цыган в салоне.

В больнице пришлось побегать. Отец чувствовал себя настолько хорошо, что мог бы бегать с Костей наперегонки. Несмотря на договоренность, почти в каждый кабинет они попадали в порядке «живой» очереди. Костю это страшно раздражало, тогда как отец наслаждался каждой минутой, прожитой среди скопления людей.

Кабинет МРТ находился в отдельном одноэтажном здании. Вот тут впервые они прошли без очереди, потому что ее просто не было. Отца увели в кабинет, а Костя принялся ждать. В принципе, не самый сложный день в его жизни, а у отца за последний год наверняка самый счастливый. Выйти в люди, да еще своими ногами. Костя вспомнил, как папа вышел из машины и направился к «Фольксвагену» не то цыган, не то румын. Хотя в появление румын на тульской дороге он верил так же, как и в появление цыган на Северном полюсе, но мало ли — путешественники со своими тараканами. Что им сказал отец, что ни один из путешественников больше не вышел из машины? Дал денег? Это менее вероятно, чем цыгане на Северном полюсе. Во-первых, у него их нет, а во-вторых… Тут даже во-первых хватит, но отец не дал бы денег, даже если бы они у него были. Не из-за жадности, а из-за жизненных принципов — не подавать и не просить. Костя разделял их частично — он никогда не просил. Подать — почему бы и нет? При условии что есть что и, самое главное, есть кому. В наше время мошенники появились и среди попрошаек. Костя всегда пытался разобраться, кто перед ним — нуждающийся или обманщик, выбравший попрошайничество основным местом работы. За пару минут это практически невозможно, но Костя убеждал себя, что умеет «читать» людей, и поэтому тот или иной выбор считал правильным. С путешественниками-румынами было как-то странно, не так, как раньше. Возможно, дав им пять тысяч и взяв латунный перстень, он успокоился бы до тех пор, пока не убедился бы, что в руках у него не золото. Возможно, но не факт. Цыганам не подавал никогда. А они уж очень были похожи на цыган. Казалось бы, вот и успокоение — не подаешь цыганам, ты и не подал. Все на своих местах. Но зачем туда пошел отец? Вот! Его не волновали ни цыгане, ни «золотые» перстни. Его волновали действия отца. Он не рассказал Косте о том, что было в машине, о чем договорились. Всю дорогу до Тулы они молчали.

Мужчина в бирюзовой униформе вышел со снимками и распечаткой. Костя встал, не скрывая волнения, потоптался на месте.

— Что там?

— То же, что и здесь, — сказал врач и потряс снимками и распечатками. — За исключением пары пятнышек в мозгу, с вашим отцом все хорошо, и если он будет жаловаться, не верьте ему — он симулирует. — Мужчина улыбнулся. — Анализ говорит о том, что он здоровее здорового.

— А как же пятнышки?

— Это скорее возрастное. Ничего из ряда вон, допустимо.

— Хорошо, — произнес Костя, принимая снимки. — Но вы же видели его снимки прошлого года? Что можете сказать?