Кроличья нора, или Хроники Торнбери - Елена Граменицкая

Коллинз-младший подбежал и подхватил меня.

Конечно же, это был он.

Я пришла в себя и, разглядывая Тома уже вблизи, восхитилась тщательностью, с которой был подобран костюм. Непослушный ежик, уложенный гелем, превратился в стильную прическу прошлого века, а сумрак холла спрятал забавные веснушки. Коллинз, сдерживая довольную улыбку, тихо, чтобы никто из присутствующих не расслышал, спросил:

– Мы действительно так похожи? – а потом громко добавил, переходя на английский: – Добро пожаловать в Торнбери!

– Добро пожаловать в Торнбери! – приветствовала меня пестрая толпа.

Я облокотилась на перила лестницы. Шок не проходил, мне никак не удавалось совладать с волнением. Полсотни лиц наблюдали со стороны забавную картину: бледную как полотно особу с круглыми от удивления глазами, судорожно хватающую ртом воздух. Услышав хихиканье с галерки и предвосхищая овации, я постаралась взять себя в руки.

Том торжественно произнес:

– Еще раз – добро пожаловать в Торнбери, мисс Элен! Мы заждались особую гостью. Вы устали с дороги, извольте пройти в отведенные покои! Потому что бал-маскарад скоро начнется!

В этот момент из дальнего угла холла раздался долго сдерживаемый смех и несмелые хлопки, несколько секунд спустя превратившиеся в общий хохот и оглушительные овации. Напряжение как рукой сняло, и я с облегчением рассмеялась вместе со всеми.

Театрально поклонившись, Томас позволил себе неожиданную вольность – обнял меня и повел по лестнице на второй этаж.

– Смотрите под ноги, не споткнитесь.

На глаза попались лежащие на ступеньках женские безделушки, блестящие клатчи, боа из крашеных перьев, мобильные телефоны. Видимо, мое появление для некоторых дам было столь неожиданным, что они бросились к парадному, позабыв обо всем.

Подойдя к той самой комнате, Томас тихонько толкнул дверь. Я невольно зажмурилась, переступая порог.

Открыв глаза, я с изумлением увидела: почти ничего не изменилось в ее убранстве после спешного побега августовским вечером 1810 года. Если не считать обновленных портьер на окнах и заново застеленных ковров. Высокая кровать под балдахином, платяные шкафчики, немного потускневшее от времени зеркало в пол, камин, на этот раз заранее разожженный, два высоких кресла около него – все оставалось на своих местах, и даже… Нет, я не верю своим глазам. На прикроватном столике лежит… моя сумка, состарившаяся на двести лет. О, как несправедливо с ней обошлась судьба! Мягкая кожа потрескалась от времени и готова рассыпаться. Дрожащими руками я раскрыла сумку и увидела забытый телефон, полностью лишившийся серебристого напыления. Его экран треснул, на клавишах было не разобрать больше ни цифр, ни букв. В ветхих карманах нашлось старенькое зеркальце, футляр с высохшей помадой, ключи от дома и образок Николая Чудотворца. Все вещи были заботливо сохранены и ждали моего возвращения. Было странно видеть следы, которое оставило на них время, пощадив при этом меня.

Сдерживая слезы, я обернулась и взглянула на Томаса, с интересом наблюдающего за мной. Ситуация откровенно его забавляла. Заметив слезы на моих глазах, он смутился:

– Элен, что не так? Скажите, я буду очень расстроен, если мой сюрприз не удался!

«Твой сюрприз удался на все сто, просто мне плохо».

Мое молчание добавило ему волнения. Томас помрачнел и подошел ближе.

«Нет – не надо так близко».

Я невольно отступила от него на шаг.

– Что происходит? Что я сделал не так?

– Томас, вы не представляете, какое чудо сейчас совершили, позволили на короткий миг почувствовать себя счастливой! Я благодарна вам за это, хотя, признаюсь, мне… очень больно. Самое важное ни вы, да и никто в этом мире мне вернуть не в силах! – ответила я, и предательские слезы змейками поползли по щекам.

Лицо Тома исказилось от недоумения. И в этот момент его осенило:

– Какой же я болван, редкий идиот! Я не собирался приносить вам боль! Я нарядился, чтобы доставить удовольствие, но вы… любите его? До сих пор? O, God! Stupid ugly![10]

Разве Томас мог знать, что их сходство просто сводит меня с ума, лишает рассудка, мне так хочется прижаться к нему, забыться? Но я не могу этого сделать. Он другой. Он не ОН.

Томас нежно поцеловал мою руку и, заглянув в глаза, сказал:

– Елена, умоляю простить меня, если сделал больно. Честно, не хотел. Располагайтесь в этой комнате, отдохните после дальней дороги, сейчас только три часа, а бал в вашу честь – да-да, именно так – назначен на семь, поэтому есть время не много поспать, если пожелаете. Я позволил себе выбрать платье на сегодняшний вечер. Надеюсь, оно понравится. Не расстраивайтесь больше. Вы разрываете мое сердце. Really[11].

Я невольно улыбнулась, видя, как встревожен Том. Проглотив возникший в горле ком, кивнула и поблагодарила за оказанную услугу.

Внимательно взглянув на меня, он откланялся и покинул комнату.

Около зеркала на стуле лежало подготовленное для вечера платье. Цвета шампанского, из нежного щелка, с широкой атласной лентой под грудью. Точный фасон моды начала девятнадцатого века. Перфекционист Томас и здесь довел все до совершенства. Это платье в точности соответствовало изображенному на старинном портрете.

Здравствуй, сказка.

Итак, сейчас только три пополудни и у меня по крайней мере три часа, чтобы привести себя и взбунтовавшиеся чувства в порядок.

За окном послышались девичьи голоса и веселый смех, я осторожно выглянула из-за портьеры и посмотрела во двор. Переодетая в привычную одежду компания из трех девушек и двух молодых людей удалялась в парк на прогулку. Первое действие костюмированного гротеска под названием «welcome to past»[12]подошло к концу, и актеры, вернув себе обычный облик, отправились на антракт. За дверью в коридоре послышался быстрый топот ног.

«Прогуляться по дому незамеченной вряд ли удастся».

Усталость от длительного перелета, от волнений в дороге, от неожиданного потрясения при встрече дали о себе знать. Воспользовавшись советом Томаса отдохнуть, я разделась и забралась в знакомую, почти родную кровать.

Будто все было вчера… Чувство, что время отсчитывает секунды вспять, никак не оставляло меня. Казалось, что стоит мне сейчас на миг закрыть глаза, как милая мордашка Мэри мелькнет в приоткрытой двери и раздастся ее радостный смех, звонкий и мелодичный, как перезвон хрустальных колокольчиков.

Я прикоснулась щекой к мягкой атласной подушке и тут же провалилась в сон.