Кроличья нора, или Хроники Торнбери - Елена Граменицкая

– Одна пожилая и очень мудрая женщина, к сожалению, ее больше нет в живых.

Я замкнулась и посмотрела на стоящих вокруг меня молодых людей.

У девушек горели глаза от нескрываемого любопытства. Гай Лэндол ловил каждое слово; он не сводил зеркальных глаз-очков с моей руки. Стало неуютно от его пристального ощупывающего взгляда, и я спрятала руку с кольцом Фриды в складках платья.

В то же мгновение выражение лица Гая сменилось, губы сложились в обворожительную улыбку и он рассмеялся:

– Элен, да вы ходячая загадка. Подобно байроновской незнакомке, окутана туманной дымкой тайны…

Я вежливо улыбнулась в ответ и промолчала.

На сцену вышла кузина Мари-Энн:

– Надеюсь, что вам нравится в Торнбери. Вы к нам надолго?

У меня невольно кольнуло под сердцем. Казалось, еще недавно похожий вопрос прозвучал из уст одной мрачной пурпурной леди.

Иллюзии вновь ожили.

Посмотрев на Мари-Энн с улыбкой, я уже готова была ей ответить, как вдруг заметила быстрый взгляд, брошенный ею на Томаса, стоящего за моей спиной, – взгляд вопросительный и капризный.

«Так-так, ситуация проясняется. Девушке по душе хозяин дома, она строит на него планы, в которые мне пришлось вмешаться».

Я улыбнулась иронии судьбы.

«Складывается картина, подкупающая новизной – я снова лишняя на чужом празднике. На этот раз все обойдется малой кровью, я скоро уеду и не буду мешать планам по «охмурению богатого парня».

Вечер продолжался. В центре зала переодетые актеры танцевали старинные полонезы и мазурки, которым я так и не научилась в свое время.

Том знакомил меня с приглашенными – бывшими однокурсниками, друзьями по университету и их подругами. Атмосфера вокруг царила расслабленная и непринужденная. Облаченные в велюровые камзолы лакеи разносили напитки и легкие закуски. В углу зала, где ранее располагались карточные столы, стоял импровизированный, сверкающий неоном бар. Напомаженные бармены-фрики – упакованные в вызывающе яркие сюртуки клоуны с начесанными буклями – смешивали коктейли на любой вкус и цвет.

Вечер и наступающая ночь обещали быть жаркими. Ди-джей готовил современные треки, как только замолкнут звуки скрипки и клавесина. Двадцать первый век не сдавал своих позиций и ждал лишь окончания запланированной торжественной части, чтобы перенести карнавал во времени.

Обойдя по кругу весь зал и познакомившись со всеми, тут же забыв всех разом, я приподнялась на цыпочки и шепнула Томасу на ухо:

– Простите, но мне не терпится… увидеть свой портрет. Проводите меня в галерею, пожалуйста. Он там?

Томас скосил на меня хитрый взгляд:

– Я думал, вы попросите об этом раньше!

Мы постарались незаметно покинуть зал, но, обернувшись, я заметила, что фарфоровые глаза сестры Гая неотступно следят за нами.

«Потерпи, девочка, я его скоро верну!»

Пока мы шли в галерею, я осматривала погруженный в полумрак Дом. Он был по-прежнему прекрасен. Белые стройные колонны, подпирающие ярус второго этажа, замершие в сумраке мраморные боги и герои в арках, величественная лестница и уходящий в бесконечность расписанный херувимами высокий свод. Время не властно над Домом. Вот библиотека, мое любимое убежище от всех невзгод. Следом зимний сад Фриды. Интересно, кто-нибудь выращивает орхидеи?

Томас свернул в галерею, зажег верхний свет и остановился. Затаив дыхание, я вошла. Почти все полотна продолжали висеть на своих местах. Я помнила каждую картину после подробной экскурсии, организованной для меня Фридой. Как это было недавно… Но нет, я замечаю и новые портреты. Томас подошел к одному из них и поманил меня рукой:

– Посмотрите, Элен. Это мой дед, сэр Уильям Коллинз, помните, я рассказывал о нем?

Конечно, я помнила его. Если бы не Уильям, вряд ли бы мечта осуществилась и я сейчас стояла здесь рядом с Томом.

С небольшого овального портрета смотрел мудрый старик. Пушистые белые бакенбарды и борода делали его похожим на Санта-Клауса. Он таким и был – добрым волшебником, подарившим мне возвращение в сказку. Его цепкие глаза, спрятанные за маленькими круглыми очками, заглядывали прямо в душу.

«Что ты еще задумал, добрый чудак?»

Старик прятал улыбку под пушистой бородой.

«Время покажет», – услышала я тихий голос, прошелестевший под высоким сводом галереи или в голове. Я с удивлением обернулась по сторонам в поисках его источника, но кроме улыбающегося Томаса никого рядом не было.

«Это все шутки старого дома или разыгравшегося воображения».

«Спасибо вам, дорогой сэр Уильям, – прошептала я про себя. – Спасибо за Чудо».

Старик продолжал хитро улыбаться, как будто все знал наперед.

Томас тронул меня за руку и повел дальше. Мы остановились перед портретом молодой женщины, испанки или итальянки. Ее темные как смоль волосы были убраны наверх и украшены гребнем из слоновой кости.

– Моя мама, я не рассказывал вам о ней, не успел. Он умерла, когда мне было всего пять лет, случился инфаркт…

Томас действительно ни разу не упоминал о своей матери. Я не спрашивала, он не говорил.

Я внимательно посмотрела на портрет. Неуловимое ощущение проскользнуло в голове. Эта женщина как будто была мне знакома, но вспомнить, где и при каких обстоятельствах ее видела, я не могла… Возможно, ее красивое лицо напоминало мне кого-то из известных актрис.

– Отец познакомился с ней в Малаге. (Значит, она испанка.) Во время студенческих каникул. И более они не расставались. Сколько лет прошло, а он не оправился после ее смерти и не смог жениться вновь. Не нашел достойную замену. Саймон родился очень похожим на маму, думаю, поэтому он его любимчик, – грустно усмехнулся Томас.

– А ты помнишь ее?

От волнения я перешла на ты.

– Немного. Помню, когда был совсем маленьким, мама повезла меня к испанской бабушке. Пока она разговаривала с подругой в ювелирной лавке, я решил спрятаться от нее и вышел на улицу. Там стоял ослик, маленький, украшенный разноцветными лентами; мне показалось – он ничей. Почему не пригласить его прогуляться? Я сорвал пучок травы и подошел к нему, но глупец с громким ревом бросился прочь, а я за ним. Короче, я потерялся. И страшно напугался. Дома и люди вокруг были совсем незнакомые, мамы нигде не видно. Отчаявшись, я сел на ступеньки чужого дома и горько заплакал – решил, что больше никогда не увижу родных, мама меня не найдет. Я погибну от голода и жажды. Как вдруг подошла незнакомая женщина с длинными светлыми волосами и начала меня успокаивать, спросила имя… Я рыдал и не говорил ни слова, потому что не должен отвечать незнакомым людям. Потом женщина взяла меня на руки и понесла. До сих пор помню, как было страшно одному и как потом ругали за то, что я, любопытный маленький ослик, связался со своим еще более глупым собратом. Вот это последнее воспоминание об Изабелле. Потому что очень скоро ее не стало… Элен, да что с вами? Вам нехорошо?